Эдесское чудо

Первое раннее утро после снятия осады началось исхождением из города беженцев. Как уж они прознали, что с вечера эфталиты снялись с места и удалились на восток, к Евфрату, неизвестно, но уже на рассвете стали собираться у ворот и, как только те были отворены, хлынули из города, как масло из прорвавшегося бурдюка. Они гнали перед собой уцелевший скот, который не успели продать или специально оставили, чтобы от него вновь развести потерянные стада. Скота было немного, все-таки большинство поспешило получить за него деньги, поскольку в городе кормить скотину все равно было нечем, и теперь на тех, кто сумел сохранить своих овец, коз и коров, другие крестьяне смотрели с завистью и даже со слезами.

Нашедшие убежище в саду Софии люди тоже двинулись в путь на рассвете. С разрешения хозяйки они прихватили с собой шатры, тюфяки, одеяла и подушки: погорельцы рассчитывали найти в своих селениях в лучшем случае обгоревшие стены. Маленькая Мария с гордостью вела на веревке подросшего Мэме. София с благодарностью вернула ей козлика, сказав, что со снятием осады Эдессы ее коням уже не угрожают крысы, а деньги, отданные за него, будут считаться платой за его труды по отпугиванию крыс, что вполне убедило Марию и только придало ей важности. К полудню почти все беженцы покинули город.

И только после этого со стен спустились защитники города. Никто их не приветствовал ни радостными криками, ни цветами. В молчании, пропыленные и пропотевшие, усталые и голодные, быстро прошагали они по свежеунавоженной Главной улице через весь город к стоящей на холме крепости, разошлись по казармам, наскоро умылись и завалились отдыхать.

София объявила отдых для всего дома и сама тоже собралась улечься и продолжить короткий ночной сон, но ее остановила Нонна.

– София, не могли бы мы остаться у тебя еще на неделю? Я боюсь двигаться прямо сейчас, вслед за отошедшими от города варварами: не хотелось бы случайно догнать их по дороге.

– Вы останетесь в доме до тех пор, пока Фотиния не разрешит маленькому Туме отправиться в путешествие. Пока об этом не было и речи. А спорить с Фотинией… Так что пока отдыхай, дорогая, а мать и сын пускай набираются сил.

– Благослови тебя Господь за твою доброту! А я помогу тебе привести в порядок сад.

– О нет, эта работа не для тебя!

Беженцы ушли, оставив после себя некогда зеленые, а теперь дочиста выщипанные животными лужайки вдоль набережных и обломанные деревья в городских садах; был начисто обглодан козами даже полусухой кустарник в превратившемся в овраг старом русле Дайсана с мелким ручейком посередине. В саду Софии благодарные крестьяне устроили загон в углу и животных из него не выпускали, но ветки и листья им на прокорм, конечно, рвали даже с плодовых деревьев.

– Вот так выглядят сады далеко на севере, где на зиму с деревьев облетают листья, – сказала Фотиния, успевшая обежать опустевший сад.

– Саул пришел? – спросила ее София, предупреждая рассказ Фотинии о северных садах и лесах, облетающих на зиму: в юных годах ей пришлось изрядно попутешествовать, пока она не осела в доме Софии навечно, как она была уверена. – Спит уже? Ну и прекрасно. Все заботы оставим завтрашнему дню, а сегодня отдыхаем до самой вечерни!

И весь дом погрузился в блаженную тишину.

* * *

Вечером во всех церквях и монастырях Эдессы служили благодарственные молебны; пастыри возвестили слово епископа Евлогия о разрешении поста с завтрашнего дня, а это как раз было воскресенье.

На службу в кафедральный собор явились и оба друга-готфа, Аларих и Гайна, уже отмытые до скрипа и блеска и одетые в чистую, хотя и не слишком парадную одежду. «Ах, да! Ведь их имущество по сей день лежит у меня в кладовой! – подумала София. – Надо им напомнить об этом… Ну и сказать, что садовый домик снова свободен и если они захотят вернуться на постой, то он ждет их».

Так она и сделала после службы.

* * *

Разоренный сад вопиял о немедленном спасении. На уборку вышли не только все домочадцы и слуги, но также и верная Мариам, приведшая с собой братца Товия.

Мужчины обреза́ли грубо обломанные ветви деревьев и виноградных лоз, а женщины и девушки сносили их в кучу, чтобы после сжечь. К вечеру сад вновь обрел относительно ухоженный вид, а молодежь устроила костер возле пруда. На прутики нанизывали ломти лепешек с сыром, перемежая их луком и яблоками, поджаривали над огнем и уплетали с большим аппетитом.

Для усталой Фотинии Саул принес из садового домика тюфяк, разложил его под персиковым деревом, и вскоре старушка, мирно утратив бдительность, сладко засопела.

– Как много всего случилось за это лето, – сказала Евфимия подружке, глядя на белые стены опустевшего садового домика, который теперь казался особенно унылым. На белой стене четко выделялось темное окошко, прежде забранное досками. – А теперь все снова становится как раньше…

– Погоди, голубка, лето еще не кончилось! – засмеялась Мариам. – Будут, будут у нас опять перемены, да еще какие!

– Ты что-то знаешь? – оживилась Евфимия.

– Знаю! Но это пока секрет!

– А мне скажешь?

– Нет, вот как раз тебе я и обещала его не говорить.