Эдесское чудо

– Фотиния, ты наша вторая спасительница после Софии. Того, что ты сделала для нас, невозможно отдарить никакими наградами. Кроме одной: свободы. По нашей просьбе дорогая София написала тебе отпускную, чтобы мы могли тебя нанять уже как вольную няню для нашего малыша. Она мне вручила ее перед нашим отъездом из Эдессы на тот случай, если ты захочешь остаться у нас. И еще вот эти деньги как награду за верную многолетнюю службу ее семье, – с этими словами Нонна выложила перед Фотинией свиток с отпускной грамотой и небольшой мешочек с монетами. – Она просила напомнить тебе, что, когда Аларих с Евфимией вернутся в Эдессу, она вскоре примет постриг в одной из эдесских обителей. Я не должна и не хочу от тебя скрывать, дорогая Фотиния, что сама София, при всей ее к нам доброте, конечно же, хочет, чтобы ты добровольно последовала за Евфимией в страну ее мужа, а по возвращении в Эдессу, если Бог вскоре даст им детей, так и продолжала бы жить нянькой в их доме. Но Софию смущает одно: ты, мягко говоря, почему-то не очень любишь ее зятя.

Фотиния абсолютно недвусмысленно и презрительно фыркнула.

Евфимия сокрушенно вздохнула.

– И поэтому София оставила все на твое усмотрение. Ты можешь продолжить путь с Евфимией и Аларихом, а потом либо вернуться в дом Софии, либо, если передумаешь, вернуться к нам. Фамарь и спрашивать нечего: она спит и видит, чтобы ты растила нашего Туму.

– А что скажешь ты, моя ласточка? – Фотиния повернулась к воспитаннице и как-то очень грустно, почти обреченно на нее поглядела.

– Надо спросить моего мужа: что он скажет, с тем и я соглашусь, – сказала Евфимия, не глядя на свою старую няньку.

– Другого ответа я и не ожидала! – спокойно ответила на это Фотиния. После чего она взяла свиток, развернула его и внимательно прочитала, водя пальцем по строчкам. Следя за тем, как учились ее подопечные, она и сама незаметно выучилась читать; вот только писать не умела – ни к чему это ей было. Удовлетворенно вздохнув, она снова навернула свиток на кондакион[61] и спрятала его под покрывалом. Затем развязала мешочек, высыпала из него золотые монеты, пересчитала их и, удовлетворенно кивнув сама себе, спрятала деньги тоже где-то на теле.

– Ну так вот что я вам скажу, мои дорогие женщины! – не просто сказала, а торжественно произнесла старая нянька, оглядывая участниц женского совета. – Раз уж выпала мне такая удача – получить сразу вместе и свободу, и деньги, и право решать самой, я уж воспользуюсь всем этим по своему усмотрению. Пусть твой муж, Евфимия, успокоится: не поеду я с вами в его Фригию и не стану мешать вам. А с вами, Нонна и Фамарь, я останусь, – нет, вы погодите радоваться! – но только до тех пор, пока вы не подыщете хорошую няньку для маленького Тумы. А после этого я сделаю то, о чем и мечтать не смела долгие-долгие годы: на эти деньги я куплю себе место на торговом корабле, идущем в Карфаген, и вернусь доживать свою жизнь на родине. Мы с моей покойной сестрой не потратили ни на прихоти, ни даже на серьезные нужды ни денежки из того, что хозяева дарили нам на праздники, и того, что нам с нею удавалось иногда заработать: мы копили деньги на выкуп и возвращение на родину. Сестра умерла, ее часть я оставила Саулу, но и того, что мне осталось, с тем, что подарила мне моя дорогая София, мне одной хватит и на то и на другое.

– Нянюшка! – воскликнула Евфимия, обнимая ее. – Как же это мы не подумали об этом раньше? Почему ты никогда никому не говорила, что мечтаешь вернуться на родину? Знаешь, я так рада за тебя, дорогая ты моя старушенька!

– Рада? Ну вот и хорошо. По крайней мере, ты никогда не пожалеешь, что отпустила меня.

– И мы рады такому решению, если оно сделает тебя счастливой, нянюшка! – сказала Фамарь, обнимая Фотинию с другого плеча.

– Ну что ж, – сказала Нонна, – хоть и неожиданно твое решение, Фотиния, но и я тоже ему рада. Как не порадоваться счастью другого человека?

Этим женский совет и закончился.

Узнав, что Фотиния с ними во Фригию не едет, Аларих откровенно обрадовался и попросил у Абсамии кусочек пергамента, стило и тоже написал вольную для своего раба Авена. Правда, поразмыслив, он ничего пока ему об этом не сказал.

– Отдам ему, когда закончится наше путешествие, – сказал он Евфимии, пряча пергамент в сумку.

– Какой ты добрый, Аларих! – сказала его юная жена и поцеловала его.

Глава девятая

А назавтра все опять повернулось по-новому. Не успели Аларих, Евфимия и раб сесть в седла и выехать за ворота гостеприимного дома Абсамии, как из дома выскочила Фотиния с небольшим сундучком в руках.

– Погоди, погоди, Евфимия! Ты что-то очень важное забыла!

Евфимия взглянула на шкатулку в руках бывшей няньки, узнала ее, покраснела, резво соскочила с седла и подбежала к Фотинии.

– Ну что ты кричишь, няня, и срамишь меня? Не нужны мне теперь твои «девичьи хитрости», я ведь уже замужем. Ты что, забыла? – зашептала она, в смущении оглядываясь на недоумевающего Алариха.

– Да как же не нужны, ласточка? Как раз и срок твой подходит…