Эдесское чудо

– Фиона!.. Я не знаю, смогла бы я когда-нибудь при жизни простить тебе смерть моего ребенка, клянусь, не знаю… Но вот ты лежишь передо мной мертвая, а я стою перед тобой во тьме погребальной пещеры еще живая, но уже тоже приговоренная к смерти. Поэтому я скажу тебе так, как сказала бы, стоя перед Богом. Я виновата перед тобой в преступной страсти к твоему мужу. Да, моя обманутая невинная любовь к нему стала беззаконной с той минуты, когда я узнала о тебе, но я продолжала любить его. Прости меня за это, сестра моя по несчастью и соседка по могиле! Я должна была через Кифию или Кассию поведать тебе правду, ведь их мне, будто нарочно, послал Бог. И думаю, Фиона, если бы я сразу доверилась тебе, ты отпустила бы меня домой, в Эдессу. А я молчала и тем самым уже сама начала обманывать тебя. И прелюбодеяние против тебя мы творили с ним вместе, хоть я и винила во всем его одного. И за это ты тоже прости меня, сестра. Я видела в тебе соперницу, я ревновала Алариха к тебе, а ведь у меня не было на это никаких прав. И оправданий тоже никаких нет. И за эту ревность беззаконную ты тоже прости меня. Что еще сказать тебе, Фиона, сестра моя по гробу? Нет, смерть моего сыночка даже сейчас я простить тебе не могу, сердце не велит. Но вот просить Господа, чтобы Он простил тебе этот великий грех, – это я могу и буду делать. Потому что теперь я понимаю и твои терзания и муки. Я ведь только здесь и сейчас поняла, что нами обеими двигало, – и когда ты убила маленького моего Фотия, и когда я из мести убила тебя. Темные женские страсти ослепили и ввергли нас во тьму греха и беззакония, бедная сестра моя Фиона! Прости меня, если можешь. А я буду молиться за нас обеих святым эдесским угодникам Гурию, Самону и Авиву, которым препоручила меня моя мать, и Господу нашему и Спасителю Иисусу Христу!

Поклонившись покойнице, Евфимия снова села на порог и начала громко молиться:

– Господи, я верю, что Ты слышишь стенания души моей и видишь, в какой тесноте, тьме и каком смраде я нахожусь. Я знаю, Господи Сил, что я и прежде находилась в подобном же положении, но душевном, когда любовная страсть сковала меня и ввергла мою душу в темную греховную темницу. Ты освободил разум мой через невыносимые страдания, просветил сердце мое и дал мне чистосердечное покаяние. Прости же меня теперь, видя мое покаяние, Господи мой Боже!

И к святым угодникам эдесским обращалась она:

– Достославные мученики Самон, Гурий и Авив, святые земляки мои, вам моя матушка вверила судьбу мою, на вашей гробнице поклялся вероломный готф сочетаться со мной честным браком и беречь меня. Вы видите, чего стоили его клятвы и в какую пучину бедствий он вверг меня. Из страшной этой темницы, как Иона из чрева кита, взываю к вам: ради Господа нашего, за Которого пролили вы свою кровь, на которой клялся отступник, ради молитв принявшей его лживые клятвы обманутой матери моей, спасите меня!

Не успела она закончить свои молитвы, как вдруг ей показалось, что в пролом каменной двери проник сначала тонкий, как спица, солнечный луч, а затем неземное сияние разлилось по всей гробнице, заливая известняковые стены и даже ложе, на котором лежала под саваном мертвая Фиона; но скоро в этом свете зародились как бы три ослепительных вытянутых солнца, и слезы выступили из ослепленных сиянием глаз Евфимии, хотя еще совсем недавно она думала, что их у нее больше не осталось. Слезы застлали ей глаза, а затем пролились через край, и просветленным взором увидела она трех светоносных мужей, сияющих, как солнце, – святых мучеников Гурия, Самона и Авива. Исчезла не только тьма, но и смрад, заполнявший пещеру, теперь все помещение была наполнено несказанно прекрасным, слаще роз дамасских, благоуханием, исходившим от святых угодников. Они сказали ей:

– Ободрись, чадо, и не бойся: по молитвам твоим, но более по молитвам твоей матери и твоей нянюшки ты скоро получишь спасение.

И сейчас же все исчезло. Свет померк, видение растаяло, осталось только неземное благоухание. Евфимия почувствовала покой в сердце и доверчивую, сонную расслабленность во всем теле. Она прилегла на холодный порог и сладко уснула.

Глава семнадцатая

Евфимия просыпалась медленно и постепенно. Она лежала на полу, но не на камне, а на каком-то ковре. Пахло ладаном и горящими свечами, воздух был тепел и чист. Затем она услышала тихое пение: «Святый Боже, святый Крепкий, святый Бессмертный, помилуй нас!» Она узнала Ангельскую песнь Пресвятой Троице и приоткрыла глаза. Сначала она увидела огоньки свеч и лампад, а затем белое мраморное возвышение, возле которого она и лежала. Опираясь на руки, она приподнялась и встала на колени: перед нею была рака с мощами святых мучеников Самона, Гурия и Авива. Она увидела и их самих, парящих в светлом облаке над самой их ракой.

– Радуйся, дочь наша! – сказал старший из них.

– Узнаешь ли ты, Евфимия, место, в котором теперь находишься? – спросил ее младший.

– Да, узнаю, – прошептала Евфимия.