Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

Остальная часть суда также прошла для Ринвика не лучшим образом. Его наниматель, хозяин цветочной фабрики Амабель Митчелл, и француженки, работавшие с ним, попробовали засвидетельствовать его добропорядочность, но были яростно освистаны. Затем последовал выход леди Эглантины Уоллес, известной писательницы, чья комедия «Сливки общества»[55]закончилась освистанием и изгнанием актеров со сцены. Прежде она обвиняла Монстра в том, что он напал на нее в конце мая, но теперь заявила, что обвинение было лишь одним из ее невинных розыгрышей, и потому Ринвик Уильямс в означенном нападении, конечно же, невиновен.

Тут наконец-то предоставили слово обвиняемому. Он оказался намного красноречивее обвинителя, однако было очевидно, что его признают виновным, если только он не сумеет неопровержимо доказать обратное. И, пока последние слова слетали с его губ, взгляд его тревожно блуждал от лица к лицу в зале, и, наконец, отыскал меня. Ринвик нахмурился, точно стараясь вспомнить, кто я и где мы могли встречаться. Длился этот пугающий «тет-а-тет» бесконечно долго: время будто бы застыло. Каждая секунда казалась вечностью, пальцы взмокли от холодного пота, сердце забилось в груди, точно птица в ловушке. Укажет ли он на меня, истинную виновницу, ткнувшую ту женщину бутоньеркой? Вынесет ли мне приговор?

Как только он открыл рот, чтобы заговорить, у меня закружилась голова. Со стоном я рухнула на пол, изображая обморок. Лежа с закрытыми глазами, я всей душой надеялась, что маневр мой сработает и отвлечет внимание зала и Ринвика. Мне помогли сесть в кресло и подали воды. Я украдкой взглянула на него из-под полуопущенных век. Он все так же смотрел на меня, и взгляд его был полон узнавания – тут я не могла ошибиться. Оставалось лишь одно. «Это он, – прошептала я. – Это он!» Дрожащим пальцем я указала на Ринвика: «Это тот самый человек, который напал на меня в прошлом месяце, по пути домой из театра!» Лицо Ринвика исказилось от ужаса. Зал гневно взревел и не утихал до самого объявления вынесенного присяжными вердикта: «Виновен!»

Боюсь, на душе у меня немедленно полегчало, несмотря на чувство вины. Разве у меня был выбор? Да если бы не мое представление, Ринвик сам указал бы на меня, и тогда наш с вами жизненный путь завершился бы в Ньюгейте, на виселице. Если бы в тот роковой июньский вечер он не совал носа не в свое дело!.. Эта проклятая Ангерштейнова награда сделала Ринвика Уильямса самым одиозным человеком в Лондоне, и он сам вынудил меня швырнуть в него последний камень.