– Интересно… что бы все сказали про талант миссис Арнольд… узнав, что лучшую свою роль она сыграла не на театральных подмостках… а на улицах Лондона?..
Услышав, что во фляжке – джин, Генри вцепился в нее мертвой хваткой. Элизабет помогла ему поднести горлышко к губам и заверила мистера Тьюбса, что отведет мужа домой, в чем ей совершенно не нужна его помощь.
Стоило мне покинуть прохладный сумрак театра и выйти во внутренний двор, солнце добела выжгло небо, замутило очертания всего вокруг, и я потерял бабушку с дедом из виду. Взглянув на карту, я увидел, что пятым номером обозначены купальные машины, шестым – пристань, а седьмым – маяк. Я чувствовал себя совершенно разбитым, голова гудела, в горле пересохло, однако я был полон решимости выяснить, о чем же должна поведать мне загадочная карта.
– Помните: тому, у кого ничего не осталось, нечего и терять, если правда раскроется. Не злите же меня, если не желаете навлечь на себя гнев Маргитского Монстра!
Нетвердым шагом добрался я до Марин-парада. Гуляющая публика явно сторонилась меня. Дойдя до песчаного пляжа, я снова заметил бирюзовые юбки и увидел Элизабет. Она вела Генри к желто-голубой купальной машине. Пляж отчего-то был темен и совершенно безлюден, если не считать бабушки с дедом. Я крался за ними, но они не замечали меня. Отекшее лицо Генри покраснело, язык вывалился, точно в тщетной попытке слизнуть хоть немного влаги с пересохших губ, а глаза – странно блестели и зияли черной бездонной пустотой, точно глаза самой смерти. Элизабет сунула в карман сюртука Генри синий аптечный пузырек и письмо, поднялась по лесенке к двери купальной машины и распахнула ее. Втащив мужа внутрь, она уложила его на пол. Глаза его закрылись, дышал он тяжело и прерывисто.
– Пожалуйста, вернитесь домой. Ваши жена и дочь очень скучают по вас, несмотря на все наши трудности.
Слова из того самого письма, которое оказалось в кармане Генри, когда он был найден в купальной машине! Значит, письмо написано нарочно, чтобы отвести от Элизабет подозрения?
Закрыв за собой дверь машины, Элизабет двинулась обратно через маргитский пляж. На щеках ее блестели слезы.
– Он перешел в руки Господа прежде, чем я успела прийти на помощь.
Из купальной машины донесся тихий стон. Но она шла прочь, не оглядываясь.
Я пришел в сознание от того, что кто-то встряхнул меня за плечо.
– С вами все в порядке, сэр? – спросил смотритель купальных машин.
– Да-да, со мной все замечательно. Просто слегка перегрелся на солнце.
Я двинулся через пляж в направлении пристани и маяка, в надежде, что морской бриз прояснит мысли и изгонит прочь призраки прошлого.
Неужели я видел истинную сцену смерти деда? Или всего лишь сам выдумал этот ужасный сюжет, порожденный письмами из тайника?
Я прошел пристань от края до края, постоянно озираясь, не мелькнут ли впереди бирюзовые юбки, но не увидел ничего. Дойдя до маяка, я оглядел гавань и пляж с купальными машинами с высоты. Вновь – ничего. Может, призраки прошлого, наконец, ушли?
– Взгляни, как темны воды морские.
Они снова были здесь!
Я почувствовал чью-то руку в кармане сюртука и хотел было закричать, позвать на помощь. Но прежде, чем я успел открыть рот, сильный толчок сбросил меня с пристани вниз – прямиком в холодные объятия темных вод.
Маргит, затем Лондон, 18 июля 1840 г., суббота
Холод. Холод и мерный плеск. Свист ветра и пронзительный хохот чаек в ушах. Щека зарылась в песок, морская соль ела глаза. Волны прибоя вновь и вновь накрывали меня, набегая на берег. Медленно подняв веки, я увидел бескрайние зеленые воды Стикса под тяжелыми тучами цвета перезрелых слив. Негромко пророкотал гром, и синеву туч расколола надвое яркая вспышка молнии. Меня вновь окатило волной, и я увидел собственные руки – пальцы одной из них глубоко впились в мокрый песок, другая же вцепилась в обод колеса.
– Вот он!
Чьи-то руки грубо вздернули меня кверху, и я сел, не разжимая пальцев, сомкнутых на ободе колеса купальной машины. Одежда промокла до нитки, кожа горела от морской соли. Все тело болело, и силы совершенно оставили меня.
– По, это Дюпен. Как вы здесь очутились?
– Не знаю…
Песок засасывал, словно болотная трясина. Солнечный луч раскаленным клинком вонзился в глаз, заставив взвыть от боли.
– Позвольте, я вам помогу.
Дюпен поднял меня на ноги, но у меня потемнело в глазах так, точно светлое утро внезапно сменилось ночной тьмой. Я осел наземь, уронив голову между коленей.
– Глубже… дышать глубже, – пробормотал я про себя.
– Давайте-ка доставим вас в отель. Вы в состоянии идти?
Дюпен закинул мою руку себе на плечо, и мы кое-как дотащились до отеля «Белый олень».
– Видения, – пробормотал я. – Все это было сном внутри сна…