Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

– Уверяю вас, Уильямс смотрит на вещи иначе. Ваша бабушка устроила на суде представление, чтобы Ринвика Уильямса наверняка упрятали за решетку вместо нее. Ни один сын не простит такого по отношению к своему отцу. Между вашими семьями – кровная вражда, и выходов у вас всего два. Теперь, когда нам известно, кто ваш враг, вы можете пойти со всем, до чего нам удалось доискаться, в полицию – и надеяться, что там вам поверят. Возможно, они возьмут Джорджа Уильямса и миссис Фонтэн под арест за то, что они посадили вас в погреб, отравили белладонной и столкнули в море. Конечно, никаких веских доказательств всего этого у нас нет – разве что я могу подтвердить ваши обвинения. Но, даже если в полиции вам и поверят, о преступлениях ваших деда и бабушки станет известно всему свету.

Радость от разоблачения врага исчезла без следа. Я чувствовал, что Дюпен целиком и полностью прав.

– Каков же другой выход?

– Убить Джорджа Уильямса прежде, чем он уничтожит вас, – ответил Дюпен.

– Убить? Вы так просто советуете мне убить сына того человека, чья жизнь была разрушена благодаря моей бабушке?

Дюпен пожал плечами с леденящим кровь безразличием.

– Совершенно ясно, что Уильямс не успокоится, пока не загонит вас в могилу. Вряд ли вас можно назвать убийцей, если вы защищаете собственную жизнь. Подумайте о своей жене и ее матери – пока Уильямс преследует вас, им тоже угрожает опасность.

Сделав паузу, чтобы дать мне как следует осознать сказанное, Дюпен добавил:

– Конечно, ситуация не лишена сходства с положением вашей бабушки.

Отрицать это было бы глупо, но все равно – я не мог вот так запросто лишить человека жизни.

– Amicis semper fidelis, По. Рядом с вами верный друг со шпагой в руке. Джордж Уильямс враг вам – значит, он враг и мне. Не бойтесь, я уничтожу его без колебаний.

Заверения Дюпена, к стыду моему, не вызвали во мне особой благодарности – его холодная, расчетливая готовность убивать граничила с безумием.

– Благодарю вас, – осторожно ответил я. – Будем надеяться, нам не доведется столкнуться с Уильямсом – завтра я отплываю в Филадельфию.

– Правда? – удивленно переспросил Дюпен.

– Я получил письмо от тещи. И как только прочел, что Сисси больна, сразу же заказал билет. Извините, мне следовало сообщить вам об этом еще вчера вечером.

Дюпен лишь отмахнулся от извинений.

– Я всего лишь хотел помочь. Поскольку в момент вашего отъезда ваша жена пребывала в добром здравии, с ней, скорее всего, уже все в порядке. Но вы, конечно же, обязаны возвращаться немедля.

– Не просто обязан – у меня нет другого выхода. Остается только молиться о том, чтобы она и впрямь поправилась. Если бы я остался в Лондоне, понадеявшись, что все обойдется, и ошибся, то никогда не смог бы простить себе этого.

– Постарайтесь все же отставить в сторону тревоги о здоровье жены, пока не вернетесь к ней, – посоветовал Дюпен. – Иначе и себя самого доведете до болезни.

– Постараюсь. Это очень трудно, но я понимаю, что вы правы.

Дальше мы ехали молча. Наконец наш экипаж замедлил ход и остановился на Флит-стрит.

– Вчера в Британском музее мне не удалось отыскать ничего полезного о Ринвике Уильямсе, – сказал Дюпен. – Но одна моя находка может вас заинтересовать.

Открыв дверцу повозки, он спустился на мостовую. Я последовал за ним и обнаружил, что мы стоим перед храмом, выстроенным в неоготическом стиле.

– Церковь Святого Дунстана на Западе, – объявил Дюпен. – Была перестроена в тысяча восемьсот тридцать первом, но церковь на этом месте целых восемь столетий. Вскоре вы оцените важность этой информации.

С этими словами Дюпен повел меня за собой, но не в церковь, а на церковный двор. Уверенно шагая между надгробий, он достиг северо-восточного угла кладбища, где могильные камни более прочих пострадали от времени и природных стихий, и остановился напротив маленького, совсем простого надгробия. Я взглянул на надпись и остолбенел.

ГЕНРИ АРНОЛЬД

МУЗЫКАНТ, ЛЮБИМЫЙ МУЖ И ОТЕЦ

РОЖДЕН 15 АВГУСТА 1760 г.

ОСТАВИЛ СЕЙ МИР 25 ИЮЛЯ 1790 г.

– Вот подтверждение тому, что Элизабет Арнольд использовала средства, выделенные ей отцом, чтобы достойно похоронить мужа. Если, конечно, она в самом деле получила средства, обещанные в письме от миссис Уильям Смит от пятого августа тысяча семьсот девяностого года.

Я кое-как кивнул, но слова застряли комом в горле – я даже не ожидал от себя столь сильной печали. Дюпен молча отошел на несколько шагов и оставил меня наедине с могилой. Я перечитывал немудреную эпитафию вновь и вновь. Сколь же краток этот итог целой жизни! Действительно, бабушка поступила по чести, обеспечив мужу достойное погребение, но неужели он был недостоин эпитафии подлиннее? Хотя бы четверостишия, украшенного одним-двумя ангелочками?