Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

Проворно, точно подземные существа, мы шмыгнули через коридор. Шорох одежды и стук кожаных подошв о камень эхом всколыхнули промозглый воздух. Я старался дышать как можно тише и реже, пока от этого не начала кружиться голова. Войдя в очередную усыпальницу, Дюпен остановился. Раздался резкий чиркающий звук шведской спички, в воздухе запахло серой, и фонарь засветился вновь. Мы прижались спинами к стенам, и Дюпен осторожно поднял фонарь вверх. Ничего. И тут до нас донесся тихий звук. Трудно было сказать, что это – крыса шмыгнула в нору, раненая птица из последних сил хлопнула крыльями или кто-то осторожно опустил ногу на каменный пол. С какой стороны донесся этот звук, тоже трудно было понять. Воцарилась тишина, но мгновением позже ее нарушил лязг металла о металл. Низкий голос с французским выговором эхом разнесся во мраке:

– Шевалье Дюпен! Вы полагаете, будто ваши предки были отправлены на гильотину без всякой вины? Что это я оболгал их?

Громоподобный вопрос этот застал меня врасплох и не на шутку встревожил. Я ожидал услышать голос Уильямса, а вместо этого нам бросает вызов некто, притворяющийся врагом Дюпена. Меж тем его маскарад очевиден: с чего говорить по-английски, когда оба они – и Вальдемар и Дюпен – французы? Значит, эти слова адресованы скорее мне, чем Дюпену. А уж допустить, что Вальдемар и Джордж Уильямс могут действовать заодно – и вовсе нелепо.

– Настало время признать их злодеяния и услышать правду о том, что породило вековечную вражду между Дюпенами и Вальдемарами!

Прежде чем я успел сказать хоть слово, Дюпен с фонарем в руке метнулся назад, оставив меня в коварной темноте.

Я попытался зажечь шведскую спичку, но дрожь в пальцах не давала одолеть темноту. От страха мысли понеслись вскачь. Конечно же, при помощи этой уловки Уильямс задумал разделить нас, и, как ни странно, ему это удалось – Дюпен, поддавшись жажде мести, поставил под угрозу и свою и мою жизнь. Наконец спичка зажглась, и я поднес пламя к фитилю свечи. Огонек заколебался в сыром, враждебном воздухе. Я был в растерянности. Следовать за Дюпеном? Или остаться на месте в надежде найти способ спасти нас обоих?

Тут до меня донеслись шаги – словно кто-то спускался вниз по деревянной лестнице. Крадучись, я двинулся по коридору к центру катакомб, высматривая тень Уильямса или его возможного сообщника. Каждый звук отдавался в ушах с десятикратной громкостью и, казалось, шел сразу с нескольких направлений. Я не знал, что тому причиной – устройство катакомб или мои собственные взвинченные нервы. Добравшись до усыпальницы, из которой была видна лестница, я выглянул сквозь проем, надеясь разглядеть отблеск фонаря Уильямса, но передо мной был лишь сумрак. Я прислушался, стараясь уловить звук, который мог бы указать, где он – или Дюпен и тот человек, что изображал Вальдемара. Любой самый неясный отзвук доводил до предела, и наконец я не выдержал напряжения – мысли превратились в слова, прежде чем я смог удержать их:

– Уильямс! Вы здесь? Уильямс!

Сзади донесся шорох. Я резко обернулся. Свет фонаря заплясал на стенах, но позади не оказалось никого и не слышалось более ни звука. В нарастающем отчаянии я двинулся на восток, прочь от входа в катакомбы.

– Или, может, это мсье Вальдемар?

Слева, из соседней усыпальницы, раздался голос, отчего ноги мои словно примерзли к полу:

– Вы в первый раз оказались правы, мистер По. Неплохо. Хоть и не сразу, но вы пришли к истине. Мсье Вальдемара здесь нет. Вашему другу Дюпену следует быть осторожнее. Самая страшная угроза – та, которой мы не видим.

Об этом я успел подумать и сам, поскольку до сих пор не мог понять, где находится враг.

– Покажитесь, Уильямс. Роль труса не к лицу мужчине.

Его ядовитый смех эхом расколол темноту, обволакивая меня и дразня.

– Я не играю роли, мистер По, хоть и было сказано: весь мир – театр, все женщины, мужчины в нем актеры, и каждый не одну играет роль[69]. Вот Арнольды – да, они и вправду сыграли множество ролей на своем веку.

– Как и вы за время нашего непродолжительного знакомства. Писарь, торгующий балладами, профессор на спиритическом сеансе, литературный критик на моих чтениях, а теперь и мсье Вальдемар. К чему эти шарады, к чему весь этот маскарад? Чего вы добиваетесь, мистер Уильямс? Извинений за то, что совершили мои предки? Если так, я охотно принесу вам извинения, но нельзя же винить меня в тех бедах, что случились с вашим отцом!

Воздух вокруг застыл в наступившей тишине. По коже словно скользнули призрачные пальцы – я чувствовал присутствие врага, но не видел и не слышал его. Осторожно приблизившись к соседней усыпальнице, я заглянул внутрь, но там не было ничего, кроме гробов да пустых камер.

– Я даже еще не родился, когда он был заключен в тюрьму, – сказал я в темноту дрожащим, точно пламя свечи, голосом.

Легкое дуновение сзади змеиным языком коснулось моей шеи. Казалось, голос Уильямса сочится в самое ухо:

– Занятно слышать подобное от внука женщины, чьи притворство и обман отправили в Ньюгейт вместо нее самой человека, ни в чем не повинного.