Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы

Да, думал я, она жива. Она безмятежно спит и видит благостные сны. Она не ведает подстерегающей ее судьбы. На несколько часов отодвинуты мука и смерть. Она проснется, и тут же фантом, оберегавший ее сон, испарится. Печальная новость все равно станет ей известна. «Увы, моя благодетельница! Не может убийца твоего брата наслаждаться твоей улыбкой. Никогда больше не встретишь ты меня ласковым взглядом. Все теперь будет по-другому. Хмурые укоры, гнев и оскорбления, проклятия и твое вечное осуждение ждут меня».

Что есть блаженство, которым я так самонадеянно и легкомысленно упивался? Одно мгновение спокойствия и жизни. Она проснется лишь для того, чтобы ужаснуться моей неблагодарности. Проснется, чтобы осознать, что на нее надвигается смерть. А когда снова попадет в объятия Морфея, пробуждения уже не будет. Я – ее сын, человек, волею рождения обреченный на тяжкий труд и нищету, но избавленный от этого зла ее бескорыстным милосердием, благодаря чему смог приобщиться к сокровищам разума, высоким играм познания и обольщениям богатства. Мне было даровано счастье взаимной любви с прелестным созданием, в чьем облике воплотились ангельские черты приемной матери. Всем этим я обязан ей! И как я отплатил за ее благодеяния? Как выразил свою благодарность, на которую она, несомненно, имела право? Как выполнил то, к чему призывал меня долг? А вот как!

Неужели мне нет оправдания? Неужели я больше не способен на добрые дела? Неужели мой удел – творить одни лишь злодеяния? Неужели я стал посланником ада, чьи поступки преследуют единственную цель, и цель эта – зло? «Я виновник твоих страданий. Я причина новых бед, которые тебе предстоит испытать. Так не должен ли я остановить это? Не должен ли воспрепятствовать твоему пробуждению, зная, что отныне жизнь твоя будет мучительно-беспросветной? Да, это в моей власти: скрыть от твоих очей надвигающуюся грозу, ускорить твой переход к вечному умиротворению. Я сделаю все, что требуется».

Разум не стал препятствовать моему безумному порыву. Мысли проносились у меня в голове с быстротой молний. «Лучшим орудием для твоего избавления от мук будет острый кинжал». Когда я ставил на стол лампу, мне померещилось, что сверкнуло лезвие. Но я не обратил на него пристального внимания, пока в этом не было нужды. Как и зачем на столе оказался кинжал, какому темному делу успел он уже послужить, я не знал, и спросить было не у кого. Недолго думая, я подошел и схватил его.

Все произошло так стремительно, что времени на спасение не оставалось. Моя гибель была предопределена такими силами, которым никто не способен противостоять. Нужно ли продолжать? Могли вы представить себе столь ужасающую трагедию? Я испытывал поочередно смятение и восторг. То готов был вырвать сердце из своей груди, то отказывался верить приговору собственных чувств.

Сам ли я осмелился на это? Конечно нет! Мной овладел злой дух. Чужая высшая воля направляла меня. Мышцы отказывались подчиняться мне. Я беспокоился лишь о том, как бы не дрогнула рука. Секундное замешательство, не более. Если мой крах не был предначертан свыше, почему ни разу не посетила меня мысль о Кларисе? Впрочем, слишком долго я вам все это рассказываю. Роковое решение созрело, и я поспешил исполнить его; осмысливать что-то было уже некогда.

Что дальше? Обагрил ли я руки драгоценной кровью госпожи? Достиг ли высшего проявления того кошмара, что был задуман моим злым гением? Несомненно, он преследовал именно такую цель, избрав меня своим орудием.

Я занес кинжал. Острие было направлено в грудь спящей. Побуждающий к действию импульс уже делал свое дело.

И вдруг пронзительный крик раздался у меня за спиной; чья-то рука, схватив клинок, стала отводить его от цели. Кинжал все же опустился, но сила удара была ослаблена и острие, сместившись, вошло в кровать.

О! Где найти слова, чтобы описать столь бурный поворот событий? Кинжал выпал из моей руки. Отпрянув к стене, я устремил исполненный неистового любопытства взгляд на того, кто спас меня от непоправимого злодеяния. Кто помешал мне осуществить дьявольский замысел, неожиданно появившись в самый роковой момент неизвестно откуда и с какой целью. Воистину, сам Бог послал его мне!

Достаточно было одного взгляда на спасителя, чтобы подтвердить мою догадку. Фигура, черты лица… миссис Лоример! В свободном, накинутом впопыхах ослепительно-белом пеньюаре; ужас и изумление написаны на лице; и совершенно невероятное сходство с той, что почивает в постели, одновременно стоя передо мной.

В моем понимании, облик и характер этой женщины всегда ассоциировались с ангелом. Должно быть, ее ангел-хранитель спустился с небес на землю, дабы защитить от меня. Когда рассудок человека в смятении, первыми приходят на ум именно такие мысли.

Не в силах говорить, я перевел взгляд с той, что стояла, на ту, которую пытался убить. Пробудившись от громких возгласов, она открыла глаза, подняла голову от подушки, лицо ее озарил свет, и – о Боже! – я узнал Кларису.