Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы

– Полагаю, я лучше, чем кто-либо другой, информирован в этом вопросе, так что готов сообщить вам все, что знаю, – откликнулся я. – Уолдгрейв не отличался общительностью. Однако мне он писал часто, подробно и, по-моему, весьма откровенно. Все его книги и бумаги хранились в одном сундуке. Когда он умер, ключи от сундука были при нем. Я хотел передать их его сестре, но она попросила, чтобы я сам открыл сундук и просмотрел содержимое, что я и сделал с надлежащей тщательностью. Сейчас архив Уолдгрейва у меня. Бумаг, о которых вы говорите, там нет. Отсутствуют и письма с вашей подписью. И я, и Мэри Уолд-грейв можем заверить вас, что мы не из тех, кто замалчивает правду и не соблюдает законы. Когда Мэри удостоверится в правомочности ваших притязаний, она, непременно, передаст деньги вам. И как только у меня не останется сомнений в том, что ваш рассказ соответствует действительности, я употреблю все свое влияние (а оно, поверьте, весьма велико), чтобы убедить Мэри как можно быстрее восстановить справедливость. Но теперь позвольте и мне задать вам ряд вопросов. Кто этот голландец, который обеспечивал покрытие вашего счета, какого числа были подписаны документы, скрепляющие сделку, и когда, предположительно, Уолдгрейв должен был получить оригинал и дубликаты счета?

– Точной даты я не помню. Все бумаги были составлены за неделю до того, как я отплыл в Испанию, а это произошло десятого августа тысяча семьсот восемьдесят четвертого года. Письма с оригиналом и дубликатами счета я отправил тремя кораблями: один шел курсом на Чарльстон, два других – на Нью-Йорк. Корабли прибывали в порты назначения с двухдневными интервалами в середине ноября того же года. Имя голландца, обеспечивавшего платеж, Монтейт.

Обдумав его слова, я после небольшой паузы сказал:

– Обещаю сообщать вам все, что мне удастся выяснить по поводу этой сделки и вашего в ней участия. Как я уже говорил, в бумагах покойного о вас нет никаких упоминаний. Но повторяю, о том, что он располагал такими деньгами, мы не знали до самой его смерти. И не могли понять, каким образом он стал обладателем столь внушительного состояния. Жалованье преподавателя не обеспечивало даже самых насущных его потребностей, а других доходов он не имел. Найденная среди его бумаг банковская расписка датирована декабрем тысяча семьсот восемьдесят четвертого года, то есть двумя неделями позже описанных вами событий. Это совпадение вряд ли случайно и, определенно, свидетельствует в вашу пользу. Мэри Уолдгрейв в настоящее время живет в Абингдоне. Она, как и я, будет рада встретиться с другом ее брата. И выслушает вашу историю беспристрастно, с искренним участием. Не знаю, насколько это ускорит ее решение, но уверен, что оно, как всегда, будет основано на принципах благородства и справедливости, так что вы не сможете не согласиться с ним, даже если ваши ожидания не оправдаются.

– Конечно, я приму любое ее решение, – ответил Уэймут, – хотя и не сомневаюсь в праведности своих притязаний. Совпадение, на которое вы обратили внимание, лишний раз убеждает меня в том, что деньги по моему счету были выплачены, вот только подтвердить это некому. Я – единственный свидетель собственной честности, но показания памяти и чувств заинтересованного лица вряд ли могут удовлетворить вас. Пока есть только мои ничем не подкрепленные слова, отмеченное вами совпадение и несоответствие суммы наследства с тем, что вам было известно о финансовом состоянии Уолдгрейва до его смерти. Возможно, какие-то факты, говорящие о достоверности моей истории, вы запамятовали или по какой-то причине считаете нужным скрыть от меня, не берусь судить. Не знаю, какова степень вашей с Мэри Уолдгрейв привязанности друг к другу. Я не вправе ни ставить под сомнение вашу порядочность, ни испытывать к вам безоговорочное доверие. Мне неведомо, насколько высоки ваши добродетели и насколько вы подвержены искушениям. В любом случае решать мисс Уолдгрейв, и, что бы она ни решила, вне зависимости от моего отношения к этому, я не стану возражать, жаловаться или выказывать недовольство.

Я понимаю, что не могу опереться на закон. Если мне удастся вернуть свои деньги, то это будет правосудие, идущее от сердца, а не бездушное исполнение законодательства. Именно на такое правосудие я и рассчитываю, но, при всей убежденности в собственной правоте, не уверен, должен ли я принимать эти деньги от мисс Уолдгрейв, даже если она пожелает их мне отдать. Я знаю свои потребности, строю определенные планы на будущее и представляю, какие средства на это нужны. И в то же время я понятия не имею, как живут другие люди, каковы их устремления и насколько эти деньги необходимы им. Мне предстоит решить, должен ли я стоять на своем или правильнее будет отказаться от притязаний на возвращение денег. Но ваша жизнь для меня потемки. Так рассейте мрак моего невежества и расскажите о себе, как это только что сделал я, поведав вам свою историю.