Эдгар По в России

— На пистолетах, — зевнул Пушкин.

— А почему не на шпагах?

По мнению Эдгара (которое он благоразумно оставил при себе), драться нужно на шпагах, это гораздо романтичнее. Благородный блеск стали, хрустальный звон — как от драгоценного хрусталя, прямые выпады в корпус, и наконец один из дуэлянтов (злодей, разумеется) лежит на земле проткнутый насквозь. Красиво!

— На шпагах у нас не дерутся… дай бог памяти… — прищурился Пушкин, — со времен матушки Екатерины. Занудное это дело — фехтованию обучаться. Офицеры кавалерийские — те — да, учатся рубке. А остальные? Каково оно — в капусту друг друга рубить? Фи… Студентики бывшие — особенно те, что в немецких университетах учились, приезжают к родным пенатам со шрамами на морде, словно бурши какие, а у нас нет… Пуля, она хоть и дура, но рука тверда. Любой и каждый стрелять научиться может. — Прикрыв рот рукой, успокоил встрепенувшегося секунданта: — Вы не тревожьтесь, делать вам ничего не придется — пистолеты привезут вычищенные и заряженные.

— Вы хотите стреляться из чужих пистолетов? — ужаснулся американец, читавший где-то, что на дуэль нужно выходить со своим оружием.

— А какая разница? — пожал плечами Пушкин.

— А вы хорошо стреляете?

— Не жалуюсь, — усмехнулся русский поэт. — С двадцати шагов, да из своих пистолетов, промаху в карту не дам. Правда, далековато мне до моего приятеля — того самого, кому я пистолеты проиграл, он в муху с тридцати шагов попадет, из двойки десятку сделать — раз плюнуть.

Американец покачал головой, восхищаясь умению русского друга. Сам По с двадцати шагов попал бы… Ну, куда-нибудь бы попал.

На какое-то время в карете воцарилась тишина. Эдгара раздирало любопытство — хотелось поговорить о дуэлях, но он стеснялся возобновлять разговор. Казалось, Пушкину хочется помолчать, собраться с мыслями, но тот первым прервал молчание:

— Не знаю, каков стрелок мой противник. Но всяко-разно бывает. Как-то я стрелялся с Кюхельбекером — я вам о нем рассказывал, так Вильгельм метил мне в лоб, но едва не застрелил своего секунданта. Повезло — только фуражку прострелил. С Кюхлей всегда так: на дуэли самое безопасное место — напротив него.

Эдгар непроизвольно потрогал собственную шляпу. Если в ней пробьют дырку, купить новую будет не на что. Ладно, можно будет заклеить и замазать чернилами. Главное, чтобы не попали в лоб.

— А по какому поводу дуэль? — спросил Эдгар, ожидая услышать, что причиной стала женщина. Ну, в крайнем случае, неосторожное высказывание русского поэта. Александр, как он заметил, был довольно несдержан на язык.

И он почти не ошибся.

— Господин Палтусов — тот господин, с которым я дерусь, принял на свой счет эпиграмму, — пояснил Пушкин. — Я уж ему, дураку, объяснял, что писал не я, но он все равно обиделся. Потребовал извинений. Но я же не могу извиняться за строки, которые не писал!

— А что за эпиграмма?

— Позвольте, сейчас вспомню… Так… Ага, — прокашлялся Пушкин и с выражением прочитал по-французски:

— В году семьсот так девяносто пятом,
А может, здесь иная дата?
Создать козла задумал черт,
Но по внезапному хотенью,
А может — свыше повеленью,
Он изменил свое решенье,
И вас он вылепил.

— Что-то знакомое… — призадумался Эдгар. — Где-то я уже слышал эти стихи? Только… там шла речь о свинье. И было написано по-английски.

— Вполне возможно, — кивнул Пушкин. — Я нашел эпиграмму в чьем-то альбоме, была она на французском языке. Как сейчас помню — очень удивился. В альбомы больше пишут про цветы-мечты, розы-морозы, разлуки-муки. Кровь-любовь поприелась, встречается реже. Верно, кто-то хотел похвалиться начитанностью. Слог легкий, запомнить легко. Но автора там не указано. А позавчера был в гостях и, как всегда, пристали — прочти, мол, Александр Сергеич что-нибудь новенькое! Все почему-то уверены, что, стоит мне открыть рот, как из него полезет очередное творение. Вам такое знакомо?

— Знакомо, — грустно кивнул Эдгар, вспоминая, как сослуживцы то и дело требовали от него "выдать" очередную эпиграмму на офицеров. Можно подумать, что стихи являются к вам по первому требованию!

— У меня настроение портится, если пристают. Я что, похож на бочку с пивом — ткни, и польется? И тут как раз увидел этого… Палтусова. А я мог поменять "свинью" на "козла". Очень уж он на козла походил — только что бородой не тряс.

— Вспомнил! — воскликнул Эдгар так, что спящий доктор открыл глаза, а Пушкин, приложив палец к губам, старательно зашикал:

— Наш доктор всю ночь принимал роды.

— Это Роберт Бернс, — шепотом объявил Эдгар. — Эпиграмма на одного из шотландских лордов.

— Бернс? — переспросил Пушкин. — Хм… Похоже. Точно, Роберт Бернс. Как это я мог забыть? Пожалуй, впредь буду читать лишь свои стихи. По-крайней мере, не так обидно за собственные вирши вызов на дуэль получить.

За разговором перестали замечать время и плохую дорогу, а когда карета наконец-то остановилась, показалось, что ехали всего ничего.