Эдгар По в России

— Вдумайтесь! Кусок обожженной глины куда надежнее, нежели человеческая память. Мозг наш не в состоянии сохранить все, что записано на бумаге или пергаменте. К тому же нет необходимости иметь рядом с собой запоминающего информацию. Любой может прочесть знаки, оттиснутые в глине.

— Наверное, это послание вавилонского Ромео к его Джульетте! — предположил Эдгар, возвращая раритет продавцу.

— Ну что вы, — усмехнулся тот, с явным облегчением забирая редкость обратно. — Скорее всего, хозяин таблички считал свой скот — быков или лошадей. Или этот текст свидетельствует о торговой сделке. Если вам продали пару волов, а вы заплатили сполна, то сделка будет записана. И продавец уже не сможет сказать, что вы не внесли деньги. Вон, обратите внимание — сбоку вдавлены два отпечатка пальцем. Думается, продавец и покупатель поставили их вместо печатей.

— Фи, — наморщил нос юноша. — Как это скучно — скот, сделка. Если так думать, то можно решить, что изобретение письменности случилось из-за человеческой подлости и жадности.

— Почему бы нет? — улыбнулся книготорговец. — Зато параграф закона, оттиснутый в глине, выбитый в камне, не позволит трактовать его произвольно. Представьте — сколько жизней спас этот предмет, если на нем какой-то важный документ? А те, кому спасли жизнь, могли уже писать на глине свои комедии и трагедии.

— Позвольте мне взглянуть еще раз, — попросил Эдгар. Бережно взяв глиняную табличку, юноша задумчиво сказал: — Наверное, вы правы. Глина или бумага куда надежнее человеческой памяти и крепче понятия чести и долга. Я теперь стану смотреть на птиц совершенно по-другому.

— При чем здесь птицы? — не понял торговец.

— Всмотритесь, — предложил По, поворачивая табличку так, чтобы на нее упал лучик света. — Вот эти клинышки похожи на следы непонятных птиц, отпечатанные на мокрой земле. Может быть, чайки, что бродят по песку, хотят донести до нас какие-то знания? Или, — улыбнулся юноша, вспоминая стаи петербургских голубей, гадящие на купола храмов, — городские птицы хотят рассказать нам о своей жизни, любви или смерти?

Книготорговец лишь пожал плечами. Похоже, юный американец никогда в жизни не видел снега, покрытого птичьими следами. Гадай, что хотели сказать вороны, пытающиеся затоптать следы воробьев? Впрочем, с поэтами, как и с безумцами, спорить не нужно.

— Любопытно, сколько табличек потребовалось бы, чтобы записать поэму Байрона или трагедию Эсхила? — заинтересовался вдруг По, словно бы позабыв о чудесных знаках на мокром песке. Мысленно рассчитав ширину, сообщил: — Четыре дюйма. На этот кусочек влезло бы четверостишие.

— Шекспиру понадобилась бы не одна сотня глиняных таблиц, — кивнул Шин. — Боюсь даже подсчитать — сколько глины понадобилось бы Вальтеру Скотту хотя бы на один роман.

— Благослови, Господи, пергамент и бумагу! — весело заключил юный американец. — Можно писать столько, сколько хочется.

— Как вам сказать, — покачал головой Шин. — Иной раз мне кажется, что все возвращается к первоосновам. Я помню, что во времена моей юности книги были огромными. Некоторые экземпляры приходилось таскать на тележках. Потом они становились все меньше и меньше. Дорогой пергамент вытеснила дешевая бумага. Скоро вместо кожи на переплетах будут использовать ткань.

— Пока я видел лишь кожаные переплеты. У Александра Пушкина, — уточнил По. — Но вы же торгуете и обычными тетрадями, без переплета?

— Все дело в моде, — объяснил горбун. — Сейчас в России модно покупать отпечатанные тетради, а потом самому переплетать их в сафьян или даже в юфть. Но большинство покупателей предпочитает купить готовую книгу. Я давно заказываю товары у Пикеринга — прекрасный шрифт, хорошая бумага, отличный сафьян. Недавно от него начали поступать книги, где переплеты делают из шелка или плотного холста. Еще немного — и переплеты станут бумажными. Уже появилось много карманных книг, а скоро их станет еще больше.

Эдгар, привыкший читать сидя за письменным столом, недоуменно посмотрел на торговца.

— А зачем нужны такие книги?

— Чтобы читать в каюте или в карете. Слышал, в Англии, между Стоктоном и Дарлингтоном, проложили дорогу из железа, по которой ходит карета без лошадей.

— Я тоже слышал о ней, — кивнул Эдгар. — В моей стране тоже построена железная дорога. Я не очень хорошо разбираюсь, но представляю, что по дороге бегает что-то такое, напоминающее русский самовар. Но какое отношение она будет иметь к чтению? По нашей дороге вывозят табак к портам. А чтобы передвигаться по стране, прекрасно подходят дилижансы. Однако, — заметил юноша, — в дилижансе невозможно читать — очень тесно, темно и к тому же трясет.