Эдгар По в России

Зиму мы проводили в Петербурге, а летом меня отправляли в имение. Там я убегала с деревенскими девушками водить хороводы, собирать цветы, научилась плести венки, а местные парни качали меня на качелях. Но с парнями да деревенскими девками много не нагуляешься — у них летом работа. То сенокос, а то жатва. Еще мы с маменькой катались в коляске, ездили в гости к соседям. Но не стоит считать, что я вела там только праздную жизнь. Даже в имении меня везде и сопровождали гувернантки и учителя, потому что Наталия Трофимовна хотела выдать меня замуж за приличного человека, а для этого мало хорошего приданого — нужны еще и хорошие манеры, и образование. Еще меня учили вести дом — следить за прислугой, варить варенье и солить огурцы. Старая барыня Софья Львовна поделилась со мной рецептом рябиновой наливки — мол, коли муженьку захочется выпить стаканчик-другой, так на вино не придется тратиться!

Я хотя и была "книжной" девушкой, но понимала, что по большой любви под венец идут только в книжках, а в жизни совсем все не так. Конечно, хотелось влюбиться, хотелось, чтобы меня любили. Но кого могла увидеть воспитанница вдовы? И где? На бал мне вход был закрыт, молодые люди в наш дом с визитами не ходили, а мы с маменькой не бывали в домах, где имелись юноши. Если только парни деревенские, но тут уж, простите-извините! Не та я девица, чтобы на крестьянина глаз положить. Мужа надо искать надежного, не гулящего, не картежника и не пьяницу. Такого, чтобы детей вместе с ним растить и вместе состариваться. Маменька была мудрой женщиной. Говорила: "Зачем тебе, Анька, столбовой дворянин? Чтобы в глаза тебя незаконнорожденностью колоть да чваниться? Нет уж. Подберем тебе женишка попроще, но с перспективами!" Вот и подобрала. Не из потомственных дворян, из личных — диаконов сын, в чине губернского секретаря. С соседом — тайным советником из департамента, у маменьки уже все было сговорено, что после свадьбы присвоят ему коллежского секретаря. С маменькиной протекцией да с моим приданным, получит он "титулярного" не через три года, а через год, а еще через три и до коллежского асессора дослужится. А асессор — это уже потомственное дворянство с гербом. Получит муж потомственное дворянство, никого волновать не будет, какого роду-племени его жена. Хоть незаконнорожденная, хоть цыганка, хоть еврейка крещенная. А жених вроде бы и ничего. Ростом чуть повыше меня, волосы темные. Усов нет, так не положены усы гражданским чиновникам. Ну а что глаз слегка косит, так это не беда.

Я уже мечтала, как мы станем проводить наш медовый месяц. Просила у маменьки нас за границу отправить, во Францию или в Италию, но та рассмеялась, сказав, что по заграницам жену положено мужу возить, а деньги, что на Италию мы потратим, куда полезнее при себе оставить. К тому ж не такого будущий супруг звания, чтобы его в за границу отпустили. Личному дворянину паспорта не дадут, придется потомственного дворянства ждать. Ну, это не за горами. Получит коллежского асессора муженек, вот тогда она деньжат и подкинет. Если, еще пуще рассмеялась маменька, до заграниц тебе будет. Верно, дитятки к тому времени пойдут.

Но человек предполагает, а Бог располагает. По осени должна была состояться свадьба, а в мае маменька умерла. Ничем не болела, сидела себе на скамеечке, салфетку вышивала. Остолбенела, лицо перекосилось. Доктора вызвали, тот сказал — удар Наталию Трофимовну хватил! Месяц маменька пластом пролежала, а потом Богу душу и отдала. А дальше… А дальше прибыл мой "братец", вытер слезы, схоронил маменьку и объяснил мне, что мой статус "воспитанницы" нигде не прописан и ни по каким бумагам не проходит. И числюсь я по бумагам обычной дворовой девкой, дочерью крепостного крестьянина Белова, после смерти отца и матери отданной в услужение барыне. Стало быть, ни на наследство, ни на приданое рассчитывать не имею право. Как-то так совпало, что вечером мне записку от жениха передали — тот извинялся и сообщал, что по служебным обстоятельствам жениться не может, начальство-де запрещает, да папенька с маменькой говорят, молод еще, так что просит он у меня всяческого прощения и прочего, включая письма и колечко. Я бы поплакала, но не стала. И письма его дурацкие, из "Письмовника" переписанные, и колечко, верно, на маменькины деньги купленное, обратно отправила. А что плакать? Жениха я видела раза два, можно понять, что женитьба на крепостной девке-бесприданнице в планы блестящего чиновника не входит. Он, хотя и с косыми глазами, но перспективы свои лучше всяких здоровых видит. Да и некогда было плакать, потому что поминки. Гости — по большей части сослуживцы наследника, поминали Наталию Трофимовну в зале, а прислуга на кухне. Я, как вы догадались, поминала на кухне, а потом вместе с прочей дворней мыла полы и посуду. По неопытности разбила дорогую фарфоровую чашу, за что удостоилась выговора от дворецкого. Старик Филимон, недавно кланявшийся мне в пояс, важно изрек, что на первый раз он меня прощает, но в следующий раз повелит конюху высечь!