Единая параллель

В этот вечер Крюгель вернулся после одиннадцати и, минуя постовых во дворе, с облегчением взглянул на темные окна второго этажа — штандартенфюрера не было в кабинете.

Войдя к себе в комнату, Крюгель включил аккумуляторный ночник, выпил полстакана коньяка, и, не мешкая, занялся делом, которое ежедневно, как ни странно, доставляло ему тайное удовлетворение. Он корректировал по итогам рабочего дня схему минирования, убеждаясь всякий раз, что она все больше отличалась от того графически четкого совершенно секретного чертежа, какой он неделю назад вручил Хельмуту Бергеру, расписавшись в регистрационном журнале.

Жизнь вносила существенные коррективы и одновременно тем самым вводила в заблуждение твердолобого самоуверенного Бергера, и эти отклонения от расчетных планов, этот естественный обман был отчего-то приятен Крюгелю. Хотя, в сущности, места расстановки фугасов или даже количество мин на том или ином объекте не имели практического значения.

А он все-таки немножко гордился: истинная схема находится у него, а не у всесильного штандартенфюрера. Именно он, а не эсэсовец Бергер владеет подлинной тайной, а следовательно, реальной решающей силой.

Зато штандартенфюрер, эмиссар Кальтенбруннера, хорошо знал, когда и как распорядиться этой силой, а он, армейский оберст, изощренный в технике инженер, — не знал. Пока совершенно не знал… Может быть, потому, что не обладал соответствующим характером, ибо известно, что сила подчиняется характеру. А не наоборот.

Бергер появился в полночь. Сначала во двор въехал штабной бронеавтомобиль, затем загремели гусеницы бронетранспортера охраны. Против обыкновения, штандартенфюрер не стал подниматься на второй этаж в кабинет, а прямо с лестничной клетки повернул направо, в гости к оберсту, очевидно заметив свет в его комнате.

Он был уже изрядно пьян и в правой руке двумя пальцами держал за горлышко пузатую бутылку своего неизменного «камю».

Вошедшему следом адъютанту-гауптштурмфюреру Бергер приказал подать в эту комнату дополнительный свет с аварийного щитка и отослал прочь.

Даже не сказав Крюгелю обычного «прозит»! штандартенфюрер залпом выпил рюмку коньяку и в течение нескольких минут молча, осоловело глядел в окно. Был он, очевидно, чем-то расстроен. Пробурчал глухо:

— Сидишь, как в клетке… Не люблю решетки. Убери!

Крюгель поднялся, отщелкнул внутренний засов раздвижной пластинчатой решетки. Со скрежетом сдавил ее, закрепил на оконном косяке.

— Может, распахнуть окно?

— Не надо. Там внизу часовой — ему будет слышно.

Ну ясно: опять следует ожидать «просветительные речи» о сущности германского духа, выражение которого в упоении властью, в «высшем достижении динамического космополитизма»… Унд зо вайтер… Крюгель уже знал, что в тридцатых годах Хельмут Бергер последовательно занимал должности гауштабсамтлейтера и гаулейтера Мюнхена, где и поднаторел основательно на многочисленных публичных выступлениях. Оберст даже всерьез подозревал, что Бергер репетирует перед ним свои давние полузабытые речи, каждый раз варьируя проблемные вопросы теории национал-социалистского движения. Судя по предыдущим вечерам, штандартенфюрер, надо отдать ему должное, неплохо в свое время проштудировал Шпенглера, Гаусгофера, Розенберга, а уж «Майн кампф» знал почти всю поцитатно.

Наполняя очередную рюмку, Бергер приметил на столе газету. Это была «Фолькишер беобахтер» за 30 мая 1943 года с нашумевшей статьей министра вооружений Шпеера (Крюгель вчера отыскал и выпросил эту газету в армейском отделе пропаганды). Статья посвящалась уже якобы созданному оружию возмездия.

Пьяно щурясь, штандартенфюрер вслух прочитал броский заголовок:

— «Когда придет время сводить счеты — все будет отомщено!» — Икнул, укоризненно погрозил пальцем Крюгелю: — Значит, надеешься, оберст? Будешь строить ракеты? А я не верю. Это все пустая болтовня. Никакие ракеты не помогут — только железный дух солдата решает войну. Только! А вот у тебя, Ганс, его и нет, этого железного духа. Не пугайся, это я по-дружески.

«С чего его сегодня так круто понесло? — обеспокоенно подумал Крюгель. Теорию вдруг побоку и сразу — оскорбительные намеки. Видно, вечером где-то провалился со своей очередной „санитарной акцией“. Фронтовики нынче обозлены и ожесточены».

— Не понимаю вас, штандартенфюрер…

— А тут и понимать нечего. — Бергер поднялся, закурил сигарету и подошел к окну, прислонившись лбом к холодной пластине свернутой решетки. Не оборачиваясь, спросил: — Почему ты, полковник вермахта, так и не вступил в НСДАП? Только честно.

— Я просто не считал себя достойным быть в ней… Ведь я одно время состоял в социал-демократической партии. А это, согласитесь, пятно?

— Ответ правильный, откровенный, — хмыкнул штандартенфюрер. — Особенно что касается быть достойным партии фюрера. Но помни, Ганс, не будучи моим партайгеноссе, ты обязан разделять идеи и взгляды НСДАП. Обязан, как полковник вермахта.

— Я их разделяю, штандартенфюрер!