Единая теория всего [Трилогия]

Институт встречал ночной тишиной. Можно было снова браться за дело, работать почти до утра, пока за окном не проснется ранний рассвет, чтобы на следующий день все повторилось сначала.

* * *

Кроме этих вечерних вылазок, Савва нашел себе еще одно развлечение, способ дать отдых напряженному разуму. Когда часам к трем-четырем утра мозг категорически отказывался работать, он устраивался в низком кресле у тумбочки с телефоном и вращал диск, набирая семь цифр номера "ленинградского эфира".

Была такая удивительная аномалия в работе старых городских АТС: набрав определенный номер, человек оказывался подключен словно бы к общей конференц-связи с десятками других абонентов, так же вышедшими в "эфир" — сейчас нечто подобное назвали бы анонимным голосовым чатом. Никто не знает, кем и когда был открыт этот феномен — как водится, грешили и на криминальные элементы, обсуждавшие таким образом свои преступные планы, и на милицию с КГБ, специально изобретшими столь изощренный способ улавливать в сети сомнительных и неблагонадежных, напрасно рассчитывавших на анонимность, но, так или иначе, к середине восьмидесятых пользователи эфира исчислялись тысячами, и там могло собираться разом до нескольких десятков, а то и сотен людей, и телефонное пространство наполнялось многоголосыми выкриками, основным содержанием которых было собственное имя, возраст и номер домашнего телефона.

Но в предутренние часы здесь было пусто и тихо, как в концертном зале посреди ночи. Эфир был развлечением, а в те времена ночного отдыха люди лишали себя ради работы и дела, а не для забав или болтовни с незнакомцами. Савва выходил в эфир, окликал, есть ли кто на связи, иногда разговаривал с кем-нибудь, хотя беседы большей частью не увлекали. То вдруг собеседником окажется какой-то хиппи, сутками сидящий сторожем в деревообрабатывающей мастерской и разговаривающий на таком сленге, что невозможно уловить и тени смысла; то какая-то взвинченная, всхлипывающая женщина целый час рассказывала о своей несчастной любви, о том, каким подонком оказался ее женатый любовник, и в конце концов сообщила Савве, что и он тоже козел. Но Ильинский и не искал диалогов; ему требовалось отражение, кто-нибудь, чтобы вслух проговорить занимавшие мысли, но его монологи из области высшей математики и квантовой физики были едва ли понятнее, чем молодежный жаргон неформалов или причуды женской логики.

Ранним утром 13 июля Савва, как обычно, устроился в кресле и набрал номер эфира. На часах было 3.12.

— Привет, — произнес он в чуть шипящую помехами пустоту. — Здесь кто-нибудь есть?

— Привет, — звонкий девичий голос прозвучал неожиданно четко и близко. — Есть. Я.

Он почему-то вздрогнул.

— Как тебя зовут? — спросила девушка.

— Савва, — ответил он, чуть подумав. — А тебя?

— Не скажу. Чем занимаешься?

— Пытаюсь обойти Колмогоровскую сложность.

Девушка рассмеялась.

— Ого, математик!

— Да, — согласился Савва. — А ты?

— Я… — она на секунду замялась, — можно сказать, социолог. Изучаю человеческие общества с точки зрения описания общих законов и составления долгосрочных прогнозов развития.

Савве стало интересно.

— Вот как? А какие методики используешь?

— Математическое моделирование.

— Стохастические модели?

— Детерминированные в основном.

Они разговорились, и это было похоже на чудо. Всякая магистральная наука многообразна; литературовед, специализирующийся на немецком романтизме, вряд ли найдет сочувствие своим изысканиям у эксперта по старославянскому языку, хотя они оба являются филологами; ботаник, классифицирующий мхи, чужд интересам зоолога, изучающего нервную систему высших приматов, хотя оба принадлежат к ученым-биологам. Но неизвестная девушка, отрекомендовавшаяся социологом, удивительным образом не только понимала то, что принялся ей рассказывать Савва, не только могла поддержать разговор на такие темы, в которых ни инженер Женя Гуревич, ни отличница Галя давно не были ему равными собеседниками, но и непостижимым образом разделяла его понимание сути проблем, оценила особый научный стиль и подход, а потом и сама выдала такой сольный номер на тему уравнения статистических преобразований, что их беседа стала похожа на невероятный дуэт вокалистов, наконец-то нашедших себе пару под стать.

Когда минут через сорок его собеседница заторопилась вдруг и стала прощаться, Савва был уже совершенно очарован — настолько, что даже неловко спросил у незнакомки номер ее телефона.

— Хорошо, — сказала она. — Записывай.

— Я запомню.

— Двести двенадцать…

И старательно, как прилежная школьница, продиктовала номер "эфира".

— Очень смешно, — буркнул Савва.

— До встречи завтра! — засмеялась девушка и исчезла.

Стало тихо, только вновь зашуршали чуть слышно помехи. Савва посидел еще немного в задумчивости, слушая пустоту, пока в динамике не защелкало что-то, и громкий голос с сильным горным акцентом закричал:

— Алло! Жэнщины есть?! Жэнщины есть?! Алло!

Савва повесил трубку.