Единая теория всего [Трилогия]

— А что память? Если загружена резервная копия, то и сознание переносится в актуальный сценарий, понимаешь? Ну вот, к примеру: ты сейчас здесь — что, если мое мнение кому-то интересно, дикость и аномалия. Но одновременно, в других вариантах, ты… — и он снова нажал на клавиши, — вот, ты в отпуске сейчас, идешь с пляжа, с невестой, довольный такой, солнышко светит…вот ты на работе, по третьему разу допрашиваешь свидетеля с последнего налета "вежливых людей"…теперь попозже возьмем…ага…вот ты в койке с некоей Александрой Бородиной, оперуполномоченным районного уголовного розыска…

Яна с любопытством посмотрела на меня и сказала:

— Ничего себе, Адамов! Не подозревала в тебе такого. Ай да Витя!

Я почувствовал, что краснею.

— И сколько всего таких возможных сценариев? — спросил я, просто чтобы что-то сказать.

— По одному человеку в моменте до нескольких сотен.

— А вообще? В мировом масштабе?

— Нет такого числа.

— Ну, хоть примерно.

— Примерно я могу назвать любое: десять дуотригинтиллионов, например, или десять седециллиардов[29]. Фактически, это как функция бесконечности — она неисчислима. И непостижима. Ни для кого, даже для нас. Даже для них, — он ткнул пальцем в потолок. — Совместить мультибесконечность со строгим планом так, чтобы каждый реализованный вариант в итоге вел к заранее заданному исходу, может только Он. Но Он своего конечного замысла не раскрывает, от Контура отделен, а нам тут внутри остается только делать дело, каждому свое, и надеяться, что мы его делаем правильно.

— Неужели не бывает никаких сбоев?

— Бывают, конечно. Чем сложнее система, тем выше риск ошибки. И у нас их, будь уверен, полно. Вот ты спрашивал про перезагрузку сценария и про память: случается такое, что у человека задваиваются воспоминания. Как правило, если он ночь не спит и в четыре утра по местному времени бодрствует. Мир изменился, а он нет — ходит потом растерянный, не знает, что к чему. Мозг, конечно, включает защитный режим, иначе разум не выдержит, но человек все равно ощущает, что как будто живет не своей жизнью. Или застревает в устаревшем сценарии: в обновлении ему уже полагается академиком стать, к примеру, а он все в лаборантах сидит и не понимает, что не так делает. Всякое, в общем, случается.

— А бывает, что в одной вариации человек уже умер, а в других — жив и здоров?

— Нет. Смерть — это конец. Финита. Конец частного Испытания, подведение итогов, прохождение контроля качества — и, как правило, обратная загрузка через какое-то время. Редко кто вырывается.

— Покажи ему, как формируется перспективный прогноз, — негромко проговорила Яна.

— Можно, — Мелех, похоже, был рад показать что угодно, лишь бы не возвращаться к обсуждению неудобной просьбы. — К примеру, берем частный случай одного человека. Помладше кого-нибудь.

Экран мигнул, оставив только одну едва заметную полосу символов.

— Так…вот как раз дошкольник. Смотрим индивидуальные узловые точки: ближайшая в семь лет, когда папа с мамой ему школу выберут. Вероятностная модель показывает, что это будет самая близкая к дому школа…ага…восьмилетка…м-да, и контингент — дрянь. Нажимаем вот тут, строим локальную проекцию лет на двадцать…О, угадал: двадцать пять лет — смерть в исправительно-трудовом лагере от туберкулеза. Прискорбно. А теперь сделаем вот так…поменяем школу на другую, через дорогу. И уже дело получше: десятилетка, два иностранных языка. Одноклассники поприличнее, учителя тоже. Протягиваем на двадцать лет…ну, звезд с неба не хватает, конечно, но жив, здоров, женат, сына родил и — смотри-ка! — работает в торговле, кажется. А всего-то стоило школу другую выбрать. Понятно, что это очень упрощенная бинарная схема, она изолированная, узловую точку мы взяли только одну, да и успешности индивидуального прохождения Испытания здесь не увидеть, но я показал принцип. А вот если в масштабах всего Полигона…

— Годика на четыре посмотри вперед, — промолвила Яна самым невинным тоном.

— На четыре так на четыре, — добродушно согласился Мелех. — Ну-ка…

Экран оказался заполнен сплошными строками лишь на четверть. Ниже осталось только несколько зеленоватых полосок, которые обрывались тревожно мигающими черными курсорами. Мелех набычился.

— Ну и что? — буркнул он. — Как будто я не в курсе такого сценария.

— Не знаю, — ответила Яна.

Голос ее стал холодным и неприятным, как руки хирурга.

— Хотела, чтобы ты еще раз посмотрел. Может, тебе приятно, что за последние два дня вероятность ядерного конфликта и конца цивилизации выросла вдвое. Может, тебе это нравится. Может быть, ты шедам сочувствуешь, и хочешь, чтобы все в их пользу закончилось.

— Никому я не сочувствую…

— Может быть, ты только для вида всем говоришь, что держишь нейтралитет, — продолжала Яна. — А сам спишь и видишь, чтобы Эксперимент завершился абы как, и ты отсюда свалил поскорее…

— Да ничего я не вижу такого!