Единая теория всего [Трилогия]

На рынке подержанных автомобилей на проспекте Энергетиков вместо поприжатых нами хитроумных мошенников Черного Гоги появились дерзкие парни, не утруждавшие себя изобретением изощренных способов отъема средств у граждан, а просто вырывавшие из рук деньги, бившие жертву кулаком в лоб и бесхитростно убегавшие прочь. Грабежи были по моей части, организованные преступные группы — ребят из шестого отдела, и боксеры с автомобильного рынка добавили всем нам работы.

Тем не менее, дело, которое я привычно называл "делом Рубинчика" не выходило у меня из головы. В четверг поздно вечером я съездил к стоянке такси у "Петроградской" и часа два потратил на разговоры с шоферами, пока не нашел двоих, подвозивших Борю в последние ночи его жизни, с 10-го на 11-е и с 11-го на 12-е августа. Адрес был один и тот же: набережная канала Круштейна[10], недалеко от площади Труда, в самом центре города. Оба раза Боря выходил из машины рядом с одним из домов и скрывался во дворах. Думаю, что назад он возвращался или тем же манером, сев в такси на одной из ночных стоянок, или просто поймав с руки частника.

Днем в пятницу я выкроил время и для начала наведался в исполком. В вестибюле на высокой тумбе, обтянутой черным крепом, стояла большая фотография в траурной рамке. С нее смотрел, широко открыв глаза и вперив взгляд в неизвестное, светловолосый молодой мужчина с упрямо сжатыми губами. Рядом в высокой вазочке стояли две красные гвоздики. На двери, ведущей в приемную, висело рукописное объявление: "Приема нет". Тем не менее секретарша Трусана была на рабочем месте: невысокая, приятная дама лет пятидесяти. Звали ее Валентина Федоровна, и она была из тех верных и закаленных опытом секретарей, что способны и решительно осадить слишком назойливых посетителей, и трогательно позаботиться о горячем чае для руководителя, не дожидаясь просьб и напоминаний.

— Капитан Адамов из управления, — представился я, не уточняя, какое именно управление имею в виду.

— Был обычный приемный день, — рассказала Валентина Федоровна. — Вам ведь известно, какая сейчас ситуация с выездом за рубеж, но люди все равно идут и идут, как будто Петр Сергеевич мог что-то изменить.

Я разложил перед ней листки с портретами "артистки", "американца", Саввы и его спутницы.

— Кто-нибудь из этих граждан приходил к Петру Сергеевичу?

Она мельком взглянула и сразу ответила:

— Ну да, вот эти двое, — и уверенно показала на фотороботы, составленные при помощи Льва Львовича. — Пришли как раз перед обедом, без записи, я еще их пускать не хотела, но женщина эта как-то так ловко мимо меня прошмыгнула — и в кабинет. Ну, я слышу, что Петр Сергеевич с ней поздоровался, заговорил, вроде как не против, и тогда уже мужчина тоже зашел. Они пробыли недолго, минут пять, и ушли. Дверь закрыта была. Потом я смотрю — на часах уже два, а товарищ Трусан очень пунктуальный… был, он и на работу, и на перерыв выходил всегда вовремя, минута в минуту. А тут — нет и нет. Ну, я постучала сначала, думаю, может, заработался. Тишина. Потом первую дверь открыла, и тогда уже почувствовала этот запах… Постойте, я же это уже вашим товарищам рассказывала?

В ее затуманившихся было глазах быстрой тенью мелькнуло недоверие.

— Проверка, — сурово ответил я и откланялся.

Дворник у гостиницы "Прибалтийская", долговязый нескладный юноша со старческой бородой, который обнаружил в машине то, что осталось от капитана дальнего плавания, по фотопортретам никого не опознал.

— У меня зрение минус восемь, — объяснил он, поправляя толстые круглые очки в металлической оправе. — Я и в армии поэтому не был. А этих двоих видел издали, и то со спины: я как раз дорожку мел, под балюстрадой, с обратной стороны гостиницы, а они из машины вышли и направились в другую сторону. Заметил только, что мужчина и женщина, на женщине еще платье было такое, яркое, красное, кажется.

Дежурство в субботу оказалось на диво спокойным, и я решил заняться анализом собранной информации. Для начала выделил две группы потерпевших: погибших при обстоятельствах, которые без всякой натяжки можно было назвать необычными, и потерпевших от налетов "вежливых людей". Рубинчик входил в обе группы, что дало мне основания объединить их. Я взял лист бумаги, вывел наверху "Боря" и выписал все известные факты, которые счел важными: