В комнате у Вани я был последний раз едва ли не двадцать лет назад, и главным впечатлением тогда была редкая даже для тех небогатых времен аскеза его детского уголка: простая металлическая кровать, застеленная байковым одеялом, да потертая тумбочка. Ни коробки или полки с игрушками – их, кстати, я у Вани вообще не видел никогда, – ни веселых картинок каких-нибудь, ни стола; тумбочка была набита карандашами, мелками, красками и бумагой, альбомы с готовыми рисунками он прятал под матрасом, книги и школьные учебники с тетрадками хранил под кроватью, а уроки делал за длинным прямоугольным столом, который делил комнату на две половины. И сейчас тут почти ничего не изменилось: та же кровать, стол посередине, на половине матери – кушетка, трюмо, платяной шкаф и телевизор на ножках, резкий запах гвоздичных духов и лекарств, только в углу у дверей стоял мольберт, да свалены были стопкой до пояса высотой пыльные, покоробившиеся от краски холсты.
Мы сели вокруг стола. В тишине размеренно стучали большие часы на стене. Со двора через открытую форточку неслись мальчишечьи крики и звон велосипедного звонка.
– Итак, Витя, – начала Яна, – как я и сказала, нам нужна твоя помощь. Собственно, ты уже нам помог, очень-очень – тем, что удалось остановить розыск со стороны КГБ. Теперь даже шедам, если они нас опять выследят, придется еще придумывать, как объяснять историю с нашей мнимой смертью и под каким видом подавать это все контрразведке. Да и треки в Сфере вероятности мы немного, да спутали. А так как Иф Штеллай и Бобу мы попадаться не собираемся, то есть отличный шанс вырваться за рубеж и спрятать Савву там, где его не найдут ни свои, ни… одним словом, вообще никто.
Я слушал и увлеченно кивал.
– В общем, мы связались с другом Саввы, с Женей Гуревичем, – сообщила Яна.
– Это я ему позвонил, – уточнил Савва. – Позавчера. Яна посоветовала. Теперь же сняли прослушку, можно по обычному телефону звонить. Я и маме собирался, но…
– Но это пока преждевременно, – отрезала Яна и продолжила: – Так вот, у Жени есть один родственник, который работает в торгпредстве…
– Дядя Володя, – снова встрял Ильинский.
– …и Савва решил, что можно попросить его помочь с выездом за границу.
Я насторожился.
– И что же?
– И представь себе, он согласился! – торжественно объявила Яна. – Редкая удача! У него есть хорошие связи в американском посольстве. Но нам все равно, честно говоря, в каком – главное, отсюда выехать. Теперь осталось только созвониться с этим дядей Володей, договориться о встрече, обсудить детали – и все!
– Поздравляю, – сказал я. – А меня для чего позвали? Помочь открыть шампанское на радостях?
– Видишь ли, Витя… – Яна быстро переглянулась с Ильинским. – Мы не хотим лишний раз рисковать. Мало ли что. Ты не мог бы сам встретиться с дядей Володей, обговорить все, а мы бы уже отправились напрямую на встречу с человеком из посольства или с кем-то, кто поможет нам уйти за рубеж. Что скажешь?
Я немного подумал для вида, покачал головой, вздохнул и сказал:
– Ну что ж. Не останавливаться же теперь на полпути. Давай номер телефона этого дяди, или как его там. Я позвоню.
– Отлично! – воскликнула Яна. – Вот, сейчас, я запишу… Савва, быстренько, найди мне карандаш и бумагу какую-нибудь чистую, если есть такая…
– Но имей в виду, – предупредил я. – Ты мне обещала, что, когда все закончится, освободишь моих друзей, так ведь?
– Непременно! Обязательно, обязательно освободим! – заверила Яна с тем энтузиазмом, с которым представившийся режиссером прохвост обещает первокурснице главную роль, уже готовясь залезть к ней под лифчик и выключить свет.
– А что насчет меня? – не унимался я. – Мне, знаешь ли, тоже выговором не отделаться. Как со мной быть?
– Ой, Адамов, – отмахнулась Яна. – Это вообще пустяки. Не бери в голову даже. Когда все закончится, я тебе расскажу как-нибудь, какие мне приходилось проблемы решать, а твой вопрос – это так, семечки.
Она взяла черный восковой карандаш и старательно переписала на альбомный листок два номера.
– Вот. Первый – это рабочий, а второй – домашний. Точнее, это телефон гостиницы, он в «Советской» сейчас живет, там вот добавочный приписан, чтобы с номером соединили.
Я взял листок, сложил вчетверо, засунул в карман и поднялся.
– Куда это ты? – удивилась Яна.
– По делам, – ответил я и надел кепку. – Свяжемся, когда будет повод.
И пошел к двери.
– Витя, спасибо! – крикнула вслед Яна. – Мы будем ждать! Кстати, отлично выглядишь!
Я уже почти закрыл за собой дверь, но успел услышать, как она негромко сказала Ильинскому:
– Ну вот, а ты говорил, не простит…
…Я прошел пару кварталов в сторону метро и спустился по лестнице подземного перехода в прохладные лабиринты знаменитого «Выборгского тоннеля»: несколько сот метров пустынных коридоров, облицованных белой плиткой и освещенных бледно-желтым мертвенным светом, таких запутанных, что местные конспирологи немедленно после открытия тоннеля предположили, будто это сделано на тот случай, чтобы вражеские солдаты заплутали, дойди дело до войны и вторжения в коммуникации метро и бомбоубежищ.