Эдинбург. История города

Тем временем в 1776 году (то есть посредине того отрезка времени, о котором говорит Крич), Босуэллу ничего не стоило потешить свою похоть, когда это требовалось. Он выпивал, затем отправлялся в переулки и тупички выбирать женщину. С 25 ноября того года он делал так (или собирался делать) три ночи подряд. В первый раз он «возвращался домой в пять; я встретил на улице молодую стройную шлюху в красном плаще и пошел с ней в Бэафут-Паркс [рядом с площадкой, где велось строительство Нового города] и совокупился с нею как безумный. Это было краткое и почти нечувствительное удовлетворение похоти». Во второй раз на Хай-стрит он встретил «пухленькую девку, что звалась Пегги Грант. Такой холодной ночи, как тогда, я и не припомню. Мы вышли в поле позади Реджистер-офис, и я отважно возлег с нею. Это был отчаянный риск». На третью ночь «девушка, с которой я был накануне, сказала мне, что живет в тупике Стивенлоу, и, пойдя навстречу моим желаниям, согласилась быть там примерно в восемь вечера на тот случай, если я буду проходить мимо. Я подумал, что после вчерашнего вечера не подвергнусь большей опасности заразиться, если получу удовольствие еще раз на следующий же вечер, поэтому пошел, но ее там не было». Имя совпадает не полностью, но она может быть одной из девушек из «Беспристрастного списка дам для удовольствий из Эдинбурга», ходившего по рукам в 1775 году: «Эта дама миниатюрна, с черными волосами, круглолицая, с относительно здоровыми зубами, около двадцати четырех лет от роду. Принося жертвы в храме любви, она весьма застенчива и искусна». Как бы то ни было, Босуэллу пришлось не солоно хлебавши отправиться домой к жене и маленькому сыну. Новый город оказался бы для него настоящим раем, поскольку не пришлось бы больше совокупляться под открытым небом суровыми эдинбургскими зимами. В садах Нового города было место для лачужек, а в домах — меньше окон, сквозь которые его могли бы заметить, как в Старом городе. Главный риск, по его словам, состоял в возможности заразиться венерической болезнью — и это в эпоху, когда все средства от этих болезней были болезненны и бесполезны. Умер он в 1796 году, вероятно, от вызванной гонореей почечной недостаточности. [275]

* * *

История рабочего класса Эдинбурга той эпохи — не только история сегрегации и вырождения. По крайней мере с конца Средних веков в городе имелась прочная традиция взаимовыручки в среде ремесленников, часто в содружестве с другими общественными силами. Толпа стала здесь тем же, чем и в других европейских столицах. Народный бунт мог привести и к чему-то большему, чем просто анархия. Когда ремесленники поднимали «голубое одеяло», знамя, дарованное им королем Яковом III, они тем самым заявляли, что намереваются вести с государством серьезный разговор.

Под «голубым одеялом» в тяжелые времена — во время Реформации, буржуазной революции, волнений, связанных с Ковенантом или Союзным договором — могли объединяться люди самого разного общественного положения. Например, многие принимавшие в 1736 году участие в бунте, связанном с именем Портиаса, были переодеты — предполагалось, что в толпе скрывались и респектабельные горожане, а не только буйные юнцы. Позднее, в том же XVIII веке, толпу возглавил Джозеф Смит, сапожник из Каугейта: «Он был низенький, почти без ног, и единственным его ценным достоянием была мощь рук», — говорит хронист викторианской эпохи Роберт Чеймберс. Помимо обычного недовольства нищетой и высокими ценами, Смит также озвучивал более глубокие социальные и политические тревоги. «Даже при всей его абсолютной власти над чувствами толпы, — отмечает Чеймберс, — он никогда не использовал свое положение для достижения дурных целей, или, как можно сказать… для нарушения тех принципов, которые мы называем естественной справедливостью». Когда одного бедняка выгнали из дома, и он повесился, по приказанию Смита дом его квартирного хозяина был ограблен. Смит был инвалидом и имел весьма дурную славу, однако магистратам приходилось иметь с ним дело: «они часто посылали за ним во время неотложных случаев, чтобы посоветоваться о наилучших средствах для успокоения и рассредоточения толпы». Обычной таксой была бочка пива. Смит умер, упав с крыши почтовой кареты, возвращаясь в пьяном виде с бегов на Лейт-Сэндсе. [276]