Эдинбург. История города

— Эдинбург крупной буржуазии… раньше был именно таким. Хрупким. Эксклюзивным. Замкнутым на себя. И наделенным сильнейшим снобизмом.

— И по-прежнему таким остается, — тихо произнесла Доменика. — В свои самые худшие мгновения.

— Но намного лучше, чем раньше, — возразил Энгус Лорди. — Нынче очень редко видишь у людей настоящее, холодное, эдинбургское отношение. Высокомерие сломлено. Они просто не могут сохранить его безнаказанно. Мерзкое неодобрение всего, что двигается, — оно исчезло.

Доменику Энгус, похоже, не вполне убедил.

— Не уверена, — сказала она. — Что отличает Эдинбург от других городов на этих островах? А он, знаешь ли, отличается. Я думаю, в нем по-прежнему есть определенная надменность, интеллектуальная сварливость…

Энгус Лорди улыбнулся.

— Но Доменике все это нравится, — протянул он с озорной усмешкой. — Она, знаете ли, чуточку Джин Броди.[459]

На противоположном конце социальной лестницы находится Эдинбург Ирвина Уэлша из романа «На игле» (1993) — город наркоманов, город юнцов, пристрастившихся к героину (среди прочей «дури»). От некоторых эпизодов в этом рыхлом произведении просто тошнит, но одна особенность все перевешивает — его лингвистическое богатство. Уэлш — новатор в области шотландского языка. Традиция, установленная романами сэра Вальтера Скотта, которой следовали почти все местные авторы, состоит в следующем: диалог может быть разукрашен шотландским диалектом, но повествование должно вестись на английском; единственным крупным исключением является рассказ Роберта Луиса Стивенсона, полностью написанный по-шотландски, — «Окаянная Дженет». Уэлш нарушает эту традицию. Он употребляет шотландский не постоянно, но по большей части, как в диалогах, так и в нарративе. Это шотландский, который раньше не появлялся в печати, современный народный язык рабочего Эдинбурга, простой, жаргонный диалект, наверное, вульгарный на вкус пуристов из Шотландского языкового общества.

Действие романа «На игле» происходит в конце 1980-х, в эпоху распространения ВИЧ, и большей частью в Лейте до облагораживания последнего. В ту пору немногие туристы отваживались туда зайти, а если заходили, то всеми силами рвались убраться целыми, на такси со стоянки в начале Лейт-уок. Вот тут-то Уэлш и рисует сцену, когда его персонажи начинают страдать от абстиненции:

На остановке на Лейт-уок не было ни одного такси. А когда не надо — сколько угодно. Вроде бы только август, а у меня аж яйца задубели. Ломки ещё не начались, но они уже, бля, в пути, будь уверен… Таксисты, бля. Суки загребущие… — бессвязно, задыхающимся голосом ворчал Дохлый. Когда он вытягивал шею, чтобы лучше разглядеть Лейт-уок, его глаза выпучивались, а сухожилия напрягались.

В конце концов подъехало такси. Несколько чуваков в «болониях» и куртках на молнии стояли здесь еще до нас. Не думаю, что Дохлый их заметил. Он кинулся на середину улицы, вопя: ТАКСИ!..[460]

Романы Иэна Рэнкина охватывают весь социальный спектр Эдинбурга и все же из-за сюжетов тяготеют к «нижнему краю». Их герой, инспектор-детектив Джон Ребус, внешне не очень интересный человек, даже если встретить такого в его любимом баре «Оксфорд». Помимо работы, его мало что интересует — покурить, выпить и угрюмо поглядеть на мир: все эти пороки довольно типичны для Эдинбурга. Ребус искупает эти недостатки тем, что ухитряется в конечном счете и на свой лад раскрывать преступления и побеждать, хотя бы на некоторое время, даже если сам при этом остается в проигрыше. Многие читатели отождествляют себя с таким героем, причем не только проживающие в его родном городе.