Эдинбургская темница

Добродушие и любезность герцога оказали косвенным образом благоприятное влияние и на положение Джини. Ее родственница, несмотря на проявленную доброту и вежливость, успела уже так проникнуться лондонскими обычаями, что смотрела с явным неодобрением на сельский национальный наряд Джини; кроме того, ее несколько смущала причина, по которой та приехала в Лондон. И поэтому, если бы не интерес к судьбе Джини со стороны самого выдающегося шотландского пэра (а именно таким и был в глазах всех герцог Аргайл), внимание миссис Гласс к Джини проявлялось бы с гораздо меньшим усердием. Тот факт, что добродетели и семейные привязанности ее кузины были отмечены и одобрены самим королевским величеством, настолько возвысили Джини в глазах ее родственницы, что она проявляла к ней не только доброту, но настоящее уважение и неизменную готовность услужить.

Джини могла бы при желании принять участие во всех визитах и осмотрах достопримечательностей, которыми миссис Гласс старалась ее развлечь. Но за исключением того, что она обедала у одного или двух дальних родственников и оказала, по настоятельным просьбам миссис Гласс, ту же честь миссис Дэби, жене почтенного мистера Дэби — депутата города Фаррингтона, Джини не воспользовалась этими возможностями. Так как миссис Дэби явилась второй представительницей аристократического общества, какую Джини удалось увидеть во время своего пребывания в Лондоне, она впоследствии иногда проводила параллель между ней и королевой, причем отмечала, что «хотя миссис Дэби была одета вдвое великолепней, и была вдвое толще, и говорила вдвое больше и вдвое громче, чем королева, но у нее не было такого ястребиного взгляда, от которого мурашки ползут по спине и подгибаются коленки; и хотя она любезно одарила меня головкой сахара и двумя фунтами чая, вид у нее был при этом совсем не такой ласковый, как у королевы, когда она вручила мне свой рукодельный мешочек».

Возможно, что Джини насладилась бы больше развлечениями и диковинками этого огромного города, если бы ее любящая душа не страдала так от дополнения к помилованию сестры. Однако она несколько успокоилась в этом отношении, когда в ответ на свое письмо получила по почте ответ от отца. Нежно благословляя дочь, старик писал, что полностью одобряет предпринятые ею шаги, считая их указанием самого неба, внушенными ей для того, чтобы она стала орудием спасения погибающей семьи.