Эдинбургская темница

— Если ты себя не жалеешь, Эффи, ты бы подумала, какое горе причинила своей семье, — сказал представитель закона.

— Господи! — вскричала Эффи. — Бедный отец! Бедная моя Джини! Это мне всего горше… О сэр, если есть у вас капля жалости, — а то здесь все как вот эта каменная стена! — велите впустить ко мне сестру, когда она в другой раз придет. А то я слышу, как ее гонят от дверей, а сама не могу дотянуться до окна и хоть одним глазком на нее взглянуть! Этак с ума сойдешь! — И она посмотрела на него так умоляюще, что поколебала его решение.

— Хорошо, — начал он, — ты увидишься с сестрой, если скажешь мне… — Но он тут же прервал себя и поспешно добавил: — Ладно! Увидишься с сестрой так или иначе! .. — С этими словами он вышел из камеры.

Увидя Рэтклифа, он заметил:

— Ты прав, Рэт, от этой девчонки не добьешься толку. Одно ясно: отец ее ребенка не кто иной, как Робертсон; значит, это он придет сегодня к могиле Мусхета. Тут-то мы его и изловим, Рэт, не будь я Гедеон Шарпитло!

— Но если это так, — сказал Рэтклиф, у которого не было никакой охоты ускорить поимку Робертсона, — если это так, мистер Батлер должен был бы признать в том человеке, который повстречался ему в Королевском парке, того самого, кто надел платье Мэдж и вел за собою мятежников.

— Не обязательно, — ответил Шарпитло. — Дело было в темноте и в суматохе. Да еще к тому же жженая пробка или краска… Ты ведь и сам умеешь так перерядиться, что тебя не признал бы даже твой хозяин — сатана.

— И то верно, — сказал Рэтклиф.

— К тому же, дурень ты этакий, — продолжал с торжеством Шарпитло,

— священник ведь сказал, что человека, который встретился ему в парке, он как будто видел раньше, да только не помнит, где и когда.

— И то правда, ваша милость, — сказал Рэтклиф.

— Ну так мы с тобой пойдем сегодня его ловить.

— Много ли проку от меня будет, ваша милость? — сказал неохотно Рэтклиф.

— Проку? — переспросил Шарпитло. — Ты нас поведешь — ведь ты знаешь дорогу. К тому же я не намерен спускать с тебя глаз, приятель, пока не захвачу того.

— Что ж, сэр, — согласился Рэтклиф, не слишком довольный. — Будь по-вашему. Только он человек отчаянный.

— А мы, — ответил Шарпитло, — прихватим с собой все, что надо, чтобы образумить его.

— И вот еще что, — продолжал Рэтклиф, — ночью я ведь, пожалуй, не найду дороги к Мусхетову кэрну. Днем еще туда-сюда, а при луне, когда там столько камней, и все один на другой похожи, как угольщик на черта, где уж тут найти дорогу! Это все равно что ловить луну в воде.

— Что это значит, Рэтклиф? — сказал Шарпитло, устремляя на непокорного зловещий взгляд. — Ты, видно, забыл, что твой смертный приговор еще не отменен.

— Нет, сэр, — сказал Рэтклиф. — Не так-то легко это забыть. Раз ваша милость приказывает идти, я что ж? Я пойду. А только можно бы найти проводника получше — вот хоть эту самую Мэдж Уайлдфайр.

— Черта с два! Надо быть таким же сумасшедшим, как она, чтобы взять ее в проводники.

— Как будет угодно вашей милости, — ответил Рэтклиф. — Я бы ее уговорил, а дорогу она знает; ведь она редко когда ночует дома, а летом всю ночь бродит по горам — такая уж дурочка.

— Что же, — сказал следователь, — если ты думаешь, что она нас доведет… Только гляди, ты мне отвечаешь головой.

— Ну что тут будешь делать! — сказал Рэтклиф. — Видно, такому, как я, на честный путь не попасть, как ни старайся.

Так размышлял он про себя, оставшись на несколько минут один, пока блюститель правосудия отдавал нужные приказания и получал приказ на арест Робертсона.