Эдинбургская темница

— Как? ! Самому герцогу? ! — воскликнули все слушатели тоном крайнего изумления.

— Хотел-то хотел, да только кровь Мак-Каллумора этого не стерпела бы. Герцог мог ведь и шпагу пустить в ход.

— Это добрый шотландец; он всегда за нас стоит, — подхватили слушатели.

— Да, он верен и королю и своему отечеству, — продолжал Сэдлтри. — Я бы вам показал кое-что, но для этого попрошу пройти ко мне. О таких делах лучше беседовать inter parietes note 70.

Проведя соседей в свою мастерскую, он выпроводил подмастерья и, отперев конторку, с важным видом достал оттуда измятый и грязный печатный листок.

— Вот тут у меня новинка, — сказал он, — которая навряд ли есть еще у кого-нибудь во всем городе. Это речь герцога насчет дела Портеуса — только что отпечатана. Сейчас услышите, что говорит о себе Красный Иан note 71. Мне ее прислали из Лондона. И ведь где продавалась? На дворцовом дворе, под самым носом у короля, куда уж дальше! Кстати, приславший просит возобновить ему какой-то там вексель. Ты уж позаботься, миссис Сэдлтри.

Достойная миссис Сэдлтри так сокрушалась о своей несчастной помощнице, что вначале не слушала мужа и не перебивала его. Однако слова «вексель» и «возобновить» заставили ее встрепенуться; она выхватила у мужа письмо, которое тот протягивал ей, вытерла глаза, надела очки и сквозь набегавшие под очками слезы стала разбирать деловую часть письма; муж ее между тем с большой торжественностью принялся читать выдержки из обращения герцога:

— «Я не министр, никогда им не был и никогда не буду. В свое время я мог им стать, если бы ощущал к этому призвание. Но я благодарю создателя, что он не попустил меня расточить отпущенные мне скромные способности на возню с бумагами и тому подобные бесполезные занятия. С тех пор как я возмужал (а для меня эта пора наступила раньше, чем для многих), я служил моему государю мечом, словом и тем влиянием, какое имею у себя на родине. Мне случалось занимать высокие должности и терять их; но если бы завтра меня лишили и остальных — а я их все честно старался заслужить, — я по-прежнему остался бы верен моему государю до последней пяди родовой земли и до последней капли крови…»

Тут миссис Сэдлтри прервала чтеца:

— Что ж ты со мной делаешь, Сэдлтри? Ты тут себе читаешь про герцога, а этот твой Мартингейл собирается обанкротиться — и пропали тогда наши шестьдесят фунтов! Кто за него платить-то будет — герцог? Так герцог и по своим счетам еще не уплатил с тех пор, как в последний раз был в Ройстоне. Тут за ним набралось до тысячи шотландских фунтов. Конечно, он человек справедливый, я разве что говорю? И деньги его верные, — а только мне сейчас не до герцогов. У нас тут наверху бедная Джини с отцом — не знаю, как с ними быть. А ты еще парнишку оторвал от дела и куда-то услал. Что ему делать на улице? Баловаться с бездельниками? .. Сидите, соседи, я вас не гоню. Я одного боюсь: чтобы мой муженек совсем не спятил со всеми этими судами, да палатами, верхними и нижними, здешними и лондонскими.

Соседи слишком хорошо знали приличия, чтобы воспользоваться приглашением, сделанным нехотя и вскользь; они поспешили проститься; при этом Сэдлтри шепнул Пламдамасу, что придет к Мак-Кроски (уже упоминавшаяся нами лавка в Лукенбуте) и захватит с собой речь Мак-Каллумора, «а хозяйка пусть себе шумит, такое уж ее дело».

Освободившись от докучных посетителей и вернув мальчишку-подмастерья к его обязанностям, миссис Сэдлтри прошла к своим несчастным родичам, Дэвиду Динсу и его старшей дочери, которые нашли приют у нее в доме.

ГЛАВА XXV

Изабелла

Ах, если б я имела только средства

Ему помочь!

Люцио

Вам надо попытаться.

«Мера за меру» note 72

Когда миссис Сэдлтри вошла в комнату, где несчастные укрыли свое горе, окно было занавешено. Длительный обморок старика сопровождался такой слабостью, что его пришлось уложить в постель. Занавеси кровати были задернуты. У изголовья неподвижно сидела Джини. Миссис Сэдлтри была женщина добродушная, но не отличалась тонкостью чувств. Она открыла окно, раздвинула занавеси и, взяв своего родственника за руку, стала убеждать его ободриться и сносить свое горе, как подобает достойному человеку и христианину. Но едва она отпустила его руку, как та безжизненно упала, и в ответ на ее увещевания старик не смог произнести ни слова.

— Все кончено? — спросила Джини, бледная, как смерть. — Неужели не осталось никакой надежды?

— Как видно, нет, — сказала миссис Сэдлтри. — Так и судья сказал, я своими ушами слышала. Ишь сколько их собралось — и в красных мантиях и в черных — и все для того, чтобы засудить насмерть одну глупую девчонку! Никогда мне не нравились законники, с которыми так носится мой муженек, а теперь и подавно. Одно только умное слово я и слышала сегодня: мистер Джон Кэрк из Кэрк-Ноу сказал, что надо просить для нее помилования у короля. Да ведь им не втолкуешь. Они и слушать не стали.