Единицы условности

Ничего сверхъестественного. Просто мост в один пролет, циклопическими струнами стягивающий зеленые холмы европейского и азиатского берегов. Пара километров железных конструкций, сколько-то там асфальта и бетона, а вот поди ж ты - вид у него совершенно гипнотический. Я человек не слишком впечатлительный. Но такие простые символические вещи меня иногда трогают. Европа и Азия, сшитая толстой, звенящей струной. Разве что слезы не наворачиваются, и комок к горлу.

Завтрак в Ciragan Palace тоже выглядит как мост между разными цивилизациями. Суши с

1 Ciragan Palace - гостиница в Стамбуле, входящая в сеть отелей Kempinski. лососем и кислой сливой, органическая болтунья с помидорами, йогурт с мятой, апельсиновые оладьи, липкие маслины и кутабы с вяленым мясом. Из окна ресторана виден все тот же Босфор, по которому, едва не чиркая пузатыми боками о парапет набережной, шляются циклопические нефтеналивные танкеры.

Мой приятель и бывший начальник Эндрю Полсон считает Стамбул следующей после Берлина и Москвы столицей мира. Мнению Эндрю можно безоговорочно доверять, когда он советует вино и французский сыр. Я смотрю, как полицейский катер пристраивается к боку танкера, зачерпываю ложку йогурта с мятой и думаю, распространяется ли экспертный статус Полсо-на на планетарные столицы. Сам я, честно говоря, всегда несколько недоумевал, когда иностранцы при мне начинали истерично восторгаться Москвой, говоря, что это самая что ни на есть точка силы. Мне казалось, что как-то опрометчиво делать такие выводы на основании двух десятков дорогих машин, припаркованных у модного московского кафе. Но иностранцам, наверное, видней. В конце концов, большинство из известных мне экспатов в девяностые приехали в Москву именно за этим - за силой, которая раз в десятилетие выплескивается в новом месте.

В девяностые таким местом был Берлин, спешно застраивающий плеши пустырей и обрастающий столичными функциями под аккомпанемент сиплых диджейских пластинок.

Прошло десять лет, и Берлин забурел, упаковав кусочки стены в аккуратные стеклянные призмочки и выставив на продажу по десять евро. Берлин прикрутил громкость рейва, выселил разноплеменных сквоттеров из разрушающихся кварталов Востока и успокоился, став городом, где главная достопримечательность - не градус жизни, а Пергамский алтарь.

Энергетическую инициативу у Берлина перехватила Москва. Пустота, унавоженная нефтедолларами, дала удивительный феномен бешеного города, зачатого в морганатическом браке Лас-Вегаса и православного монастыря.

Однако сейчас энергия из Москвы стала утекать, как газ сквозь прорехи на украинском участке трубопровода.

Эндрю Полсон считает, что для Москвы наступило время консервации. И все лихие дела здесь уже сделаны. Когда построят башню Фос-тера в Сити - это будет своеобразным мемориальным обелиском городу, из которого ушла сила. Сам Полсон уже подыскивает себе дом на берегу Босфора.

Самый веселый район Стамбула называется Бейоглы1. Это в европейской части. Сбегающие к Большой воде улочки нафаршированы ночными клубами без вывесок, шумными ресторанчиками, где только одной шавермы семнадцать ви 1 Бейоглы - район в Стамбуле, место сосредоточения ресторанчиков и увеселительных заведений. дов, рыбными и антикварными развалами, радом с которыми прямо на улице продают дешевые итальянские холодильники. По главной улице этого квартала, которая раньше называлась Пера1, а теперь называется проспектом Независимости, разрезая плотную толпу, как ледокол «Челюскин», ползет древний, практически средневековый трамвайчик. В воздухе пахнет тюльпанами, шафраном и приторным анисом. На улице уже глубокая ночь, но толпа, кажется, только прибывает. Музыка орет так, как будто весельчакам здесь давно удалось поубивать всех недовольных соседей и больше некому звонить в полицию.

Пейзаж представляет собой традиционное для Востока одновременное сосредоточение чудовищной суеты и абсолютного покоя. Практически посреди дискотеки кому-то бреют шею опасной бритвой. Прямо в гуще толпы разложил какие-то инкунабулы торговец книгами, и потенциальные читатели на несколько минут зависают с книжкой в руках, а потом их слизывает людским потоком дальше, в адский грохот и душегубские всполохи Перы.