Единоборец

Еще бы. Если в данный момент он отключит батарею, мне придет конец. Организм сам по себе не способен выдерживать такие повреждения. Природа на это не рассчитывала. Но и моя батарея не слишком-то велика. После этой операции она вполне может оказаться пустой.

Хирург рассматривает маркировку батареи и качает головой.

– Китайская, – констатирует он.

– Конечно китайская, – я же не миллионер, чтобы покупать европейские батареи.

Он смотрит на меня сокрушенно.

– Нельзя так обращаться со своим здоровьем, – наконец, говорит он, – китайские становятся нестабильны после пяти месяцев работы. И, кроме того, никогда нельзя доверять их маркировке. Они всегда пишут больше, чем есть на самом деле. Ты об этом знал?

– Мои батареи никогда не служили больше пяти месяцев, – отвечаю я.

– А, так это другое дело, – говорит хирург. – Но все равно, сейчас я поставлю тебе хорошую, настоящую.

Он уходит куда-то в сторону, туда, где я его не могу видеть, и включает музыку. Обратно он возвращается, приплясывая. В его руках две небольшие батареи. Зачем мне две?

– Каждая на шестьсот тератом, – сообщает он.

– Таких не бывает.

– Уже бывают, это новейшая разработка.

– Зачем мне столько? Шестьсот тератом смогут вырастить целого слона.

– Намного больше, чем целого слона, – говорит хирург. – Я надеюсь, что они тебе не пригодятся. Хотя всякое может случиться. Заранее ничего не известно, такая она, ваша жизнь. Он совершенно доволен собой и продолжает выстукивать ногами ритм. Потом он вставляет мне одну из батарей, и подключает к ней другую, последовательно. При этом я теряю сознание на несколько секунд. К счастью, хирург работает очень быстро. Я начинаю догадываться, что он собирается сделать.

– Ты хочешь поставить батарею ему? – спрашиваю я. – Зачем?

– Я выращу твою копию из нижней половины тела, – говорит он. – Так бывает с червями, ты знаешь? Если ты разрежешь одного пополам, то вскоре будешь иметь двух. На всякий случай я хочу иметь запасной экземпляр тебя.

– На какой случай?

– Я пока еще не приступал к операции, – говорит он, – она будет сложной. Мне могут понадобиться запасные части. Все, что угодно, включая мозг. Сейчас я все это выращу. Хочешь, новый анекдот расскажу? Еще никому не рассказывал.

Он возится еще некоторое время, потом снова начинает разрезать на части то, что пока осталось от меня. Он отделяет обе руки и относит их в какой-то дальний шкаф. Надеюсь, что он подключил к ним питание. После этого начинает отрезать голову. Я пытаюсь возражать, но уже не могу говорить: он перерезал гортань и глотку. Он оставляет мне несколько шейных позвонков и очень большой кусок кожи, свисающий с шеи. Теперь вместо тела я имею длинный шнур толщиной в руку. Кажется, что он состоит из множества проводов и тонких трубок, которые подключены к какому-то механизму. Вверху все это заканчивается овальной платформой с контактами очень сложной формы. Подробнее я рассмотреть не могу. Хирург несколько раз отключает мое сознание, причем делает это без всякого предупреждения. А может быть, я просто отключаюсь самостоятельно. Судя по всему, операция идет очень долго. В моем мозгу есть внутренние часы. Сейчас они идут плохо, но все-таки идут. По моим часам с начала операции прошло сто сорок минут, значит, намного больше на самом деле. Они ведь останавливались. Сейчас хирург расположился, нагнувшись, как раз над тем местом, где должно быть мое туловище, поэтому я не вижу ничего конкретного. Появилось и что-то новое: ко мне подключен небольшой монитор, и хирург время от времени смотрит на его экран.

– Сейчас будет больно, – говорит он. – Если хочешь, кричи.

Я ору что есть мочи. Действительно, очень больно.

– Нормально, – говорит он, – сигнал проходит. Сейчас попробуем еще раз, на всякий случай.

Когда я прихожу в себя в очередной раз, у меня снята черепная коробка, и я ощущаю пальцы хирурга внутри своей головы.

– Хороший мозг, – говорит он, – большой и плотный. К сожалению, мне придется удалить добрую треть.

В этот момент я выключаюсь окончательно.

Когда я прихожу в себя, я нахожусь уже не на операционном столе, а на широкой и удобной кровати. Нечто внутри меня совершенно точно сообщает, что за время сна я переместился на триста двенадцать километров и семьдесят метров. Раньше в моем мозгу не было такой функции. Сосредоточившись, я ощущаю карту и свое местоположение на ней. Я уже за городской чертой, причем на целых тридцать шесть километров в глубине заповедного леса. За окном солнечный день. Обстановка комнаты проста и напоминает полупустой антикварный магазин. Большой деревянный стол, покрытый белой тканью, несколько деревянных стульев, полупрозрачные гардины, паркет, фикус на окне. Я рывком встаю и подхожу к окну. Там широкая веранда, а за нею живописный еловый лес. Я механически отрываю от фикуса кусочек и принимаюсь его жевать. Мое тело работает нормально. Даже более, чем нормально: таким здоровым и сильным я еще никогда себя не чувствовал. Хирург постарался на славу. Я ощущаю позади себя шаги живого существа. Какая-то из новых функций моего мозга позволяет его сразу идентифицировать.