Единорог и три короны

Именно в эту минуту Камилла поняла, что пора наконец покончить со своим врагом. Используя секретный прием Тибора, она нанесла ему укол в руку, в последний миг решив сохранить противнику жизнь. В конце концов, так даже лучше: пусть он станет живым примером для тех, кто еще питает надежды силой завоевать расположение Клер. Каждого, кто осмелится приблизиться к ней с недобрыми намерениями, ждет заслуженное наказание.

Вельможа вскрикнул от боли и выпустил из рук шпагу.

— Мы еще встретимся, — яростно воскликнул он, отступая. — Я ничего не забываю, и отомщу вам, будьте уверены.

Бледная, тяжело переводя дыхание, Камилла с видом глубочайшего презрения смотрела вслед убегавшему негодяю. Затем подошла к Клер и нежно обняла ее.

— Пойдем, — произнесла она, — тебе надо отдохнуть.

— Капитан де Бассампьер! — властно позвал Филипп. — Ландрупсен и Бискано проводят мадемуазель к ней в комнату. Мне надо поговорить с вами.

Выражение лица шевалье не предвещало ничего хорошего, однако девушка подчинилась его требованию. Подождав, пока Клер и сопровождавшие ее дворяне отошли достаточно далеко, д’Амбремон заговорил менее сурово.

— Камилла, вы отдаете себе отчет в том, что опять подвергаете себя совершенно неоправданному риску? — он с трудом скрывал только что пережитое им волнение.

Она встрепенулась:

— Как? Вы считаете, я должна была отпустить мерзавца с миром? Полагаете, он не заслужил этот маленький урок? Впрочем, возможно, вам его поведение не показалось предосудительным, ведь вы, кажется, считаете насилие над женщиной в порядке вещей.

Возмущенная Камилла уже не думала, что говорит. Внезапно она умолкла — удар попал в цель. Филипп изменился в лице, словно его ударили хлыстом. Растерявшись, Камилла смотрела, какая мучительная борьба происходит в душе шевалье. Прошло довольно много времени, пока д’Амбремон сумел взять себя в руки.

— Хотя у вас есть основания думать так, — медленно начал он, глядя прямо в глаза Камилле, — хочу вас заверить, что не имею привычки применять насилие по отношению к женщинам. Более того, я нахожу подобное поведение возмутительным. Но я не могу согласиться с тем, что вы рискуете жизнью ради того, чтобы покарать какого-то ничтожного мерзавца. К счастью, сегодня ваша выходка закончилась благополучно. Но только пока. Как вам известно, дуэли запрещены; к тому же король поручил мне докладывать ему о всех ваших военных подвигах. Как вы думаете, что скажет его величество, узнав о вашем геройстве?

— Исполняйте свой долг и ни о чем не думайте. Я готова отвечать за свои поступки, — нарочито уверенно ответила Камилла.

Сейчас она больше всего боялась, что он заметит, как она вздрогнула, представив себе, как разгневается дед, узнав о ее новой выходке.

— О, какой отважный паладин! — с иронией, которая, однако, не смогла полностью скрыть прозвучавшую в его голосе нежность, воскликнул Филипп. — Что ж, вынужден признаться, я не разделяю вашей беспечности. И мысль о том, что вы подвергнетесь дисциплинарному взысканию, отнюдь не радует.

Филипп смотрел на нее насмешливо и одновременно удивительно ласково. Трепещущая от возбуждения Камилла не могла отвести взгляд от глубоких темных глаз шевалье, которые, казалось, видели все, что творилось у нее в душе.

— Что же делать? — едва слышно прошептала она.

— Полагаю, мы полностью можем положиться на скромность Бискано и Ландрупсена. Остается этот негодяй… Если он заговорит, все пропало. Но он, скорее всего, будет молчать: вряд ли станет хвастаться, что получил свою рану в поединке, причиной которого стало его неуважительное обращение с женщиной; подобные подвиги не украшают мужчину. Поэтому, моя красавица, мне кажется, что нам можно не беспокоить короля!

Камилла подумала, что следовало бы возмутиться, когда Филипп столь непочтительно назвал ее «моя красавица». Но воля ее словно оцепенела: наверное, сказалась смертельная усталость, внезапно охватившая ее и сменившая напряжение боя; впрочем, скорее всего, — причиной тому было присутствие рядом Филиппа, не спускавшего с нее своего колдовского взора. Сделав над собой невероятное усилие, она стряхнула с себя его чары и с вызовом произнесла:

— И чего же вы потребуете от меня в обмен на ваше великодушие? — Голос ее прозвучал горько и зло.

Филипп восхищенным взглядом окинул очаровательную упрямицу: высокий лоб, хорошенький носик, рот, притягивавший его словно магнит. Почувствовав, как знакомая горячая волна начинает захлестывать его, он быстро опустил глаза, чтобы не видеть этих неумолимо влекущих к себе губ.

Любой ценой он обязан побороть яростное желание. Справившись с собой, он слегка улыбнулся и ответил:

— Я прошу только об одном — сопровождать меня в поездке по альпийским крепостям; через неделю я отправляюсь в Экзиль и Фенестрель. Однако не поймите это как требование; речь идет всего лишь о приглашении, и вы вольны отказаться от него.