Единственная

— Конечно, милый. — Карлин слегка улыбнулась, снимая халат и снова забираясь к нему в постель.

— Ну вот, теперь ты знаешь о нем. — Голос Бена стал жестким. — Не могу понять, как у этого типа хватает совести навязывать тебе свою дружбу.

— Да, странно, действительно странно, — ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы ее ответ прозвучал обыденно, — и интересно.

— Ты что, сошла с ума? — Бен обернулся к ней, не веря своим ушам. — Интересно?

— Ну да. — Карлин почувствовала, что у нее скрутило живот. — Интересная версия.

Бен сердито откинул одеяло, встал и, не говоря ни слова, натянул брюки. Застегивая ремень, он неприязненно посмотрел на Карлин.

— Ты, вероятно, не поняла, — сказал он резко, — мы говорим о человеке, виновном в смерти моей матери и явившемся причиной того, что твой отец стал несчастным калекой. — Бен заметил, как в глазах Карлин промелькнула боль. — Но приятный молодой парень всего лишь сыграл небольшую шутку, правильно? И у вас двоих нет причин не быть друзьями.

Постель внезапно стала холодной, и Карлин натянула на себя одеяло. Она должна найти в себе силы ответить, взвешивая при этом каждое слово.

— У тебя нет доказательств, что это был он. Слова какого-то парня, якобы подслушавшего телефонный разговор, еще не улика.

Бен от ярости заскрипел зубами.

— Прекрати, Карлин. Прекрати сейчас же. Я не могу слышать спокойно этот бред.

Она отвернулась. Ей, конечно же, следовало придумать что-нибудь получше. Бен — недоверчивый ребенок. Ее мысли отчаянно метались в поисках другого способа объяснить невероятное, но ничего не приходило в голову. Ей нужно время.

— Возможно, ты прав, а я поступаю против здравого смысла, — сказала она мягко. — Знаешь, наверное, я не могу воспринять все это вот так сразу. Или, может быть, просто не могу выразить свои настоящие чувства. — Она надеялась, что он не заметит, насколько мучительной была для нее эта ложь. — Я не знаю… — Она недоговорила фразу.

— Ну, уж я-то тем более не знаю. — Губы Бена сжались в жесткую линию. — Я вовсе не хочу, чтобы ты мучилась и страдала из-за этого, но, Карлин, — он с трудом подыскивал нужные слова, — мы так долго ждали, чтобы узнать, кто виноват, я готов был все отдать, чтобы выяснить это. Теперь мы знаем. Ты можешь говорить, что нет доказательств, но я верю Джо Ленстоллеру. Господи, что я пережил, когда он сказал мне; а ты, похоже, вообще ничего не чувствуешь — ни гнева, ни горя, ни желания отомстить. Что с тобой?

Карлин беспомощно смотрела на него, не позволяя себе произнести ни слова.

Бен снова взглянул на нее, словно увидел впервые в жизни.

— Я полагал, что мы испытываем одинаковые чувства по отношению к этой истории. Но, очевидно, я ошибался. Твои чувства мне неведомы.

— Бен, пожалуйста, давай не будем портить наш вечер. Иди ко мне. — Она жестом указала на еду. — Давай закончим ужин.

Бен еще мгновение пытливо смотрел на нее, затем, приняв решение, кивнул и сел на кровать.

— Отлично.

Он взял тарелку с ночного столика и снова принялся за свой ужин, который теперь был совершенно холодным; и Карлин, хотя у нее совсем пропал аппетит, тем не менее тоже взяла свою тарелку и через силу жевала кусок цыпленка в молочном соусе, стараясь скрыть страдание и думая, как ей вынести остаток вечера. Она ясно представила себе отца, худого и бледного, влачащего жалкое существование в инвалидном кресле, и все из-за той идиотской шутки. Бен решил, что она бесчувственная, если не реагирует на эту ужасную новость, а ей на самом деле хотелось кричать во весь голос, но больше всего она жаждала увидеть, как Тони Келлнер будет гореть в аду. Однако она могла только сидеть и смотреть, как Бен делал вид, что поглощен едой. Он был здесь, совсем рядом с ней, но чувствовалось, что он за миллион миль отсюда.

— Гарри, я не рано звоню? Надо бы поговорить.

— Брось, Кембридж, в этом доме рано не бывает. Ребятишки любят подниматься с рассветом. Черт знает, кем они себя считают — ранними петухами или жаворонками…

Карлин рассмеялась, хотя меньше всего ожидала, что способна веселиться. Вчера вечером они с Беном в полном молчании закончили ужин, и после этого он сразу же ушел, сославшись на то, что у него завтра рано утром назначена операция. Хотя, ей казалось, он собирался провести с ней ночь. Из-за разговора о Тони Келлнере между ними выросла стена высотой с милю.

Карлин не спала почти всю ночь, терзаясь от мыслей, может ли она объяснить Бену, почему она вынуждена поддерживать дружбу с Келлнером. Было уже около четырех утра, когда она убедила себя, что секретная операция из-за этого не сорвется, однако внутренний голос настаивал, чтобы она сперва обсудила все с Гарри.

Она терпела как можно дольше, прежде чем позвонить, но понимала, как он, должно быть, удивлен, что понадобился ей в такую рань. Поплотнее закутавшись в махровый халат, Карлин присела на край кровати, слегка поморщившись от боли в животе.