Единственная

Постоял еще в ожидании, а до меня сквозь туман, застилающий разум, дошло, что он все еще надеется: я сломаюсь и буду умолять о пощаде, вернее, брошусь его облизывать. Иначе зачем было показывать, что со мной может сделать чудовище. Меня трясло от похоти и страха, но, смерив сначала взглядом вождя, а потом посмотрев на многообещающие круги на черной воде, решила: лучше отмучиться один раз, чем долго и много.

Наверное, на моем лице было написано: «Стойкий оловянный солдатик», – вождь прочитал и проревел приказ увести. И меня, толкнув в спину, словно скот, погнали к острову. За что меня с такой маниакальной настойчивостью преследует смерть?

К водоему я шла, с трудом переставляя ноги, затем и вовсе, затаив дыхание, напряженно ждала, когда спустят крепкий мост, который даже сверху был защищен лианами от змея. Я все опасалась, что до утра ждать не станут и скинут в воду прямо сейчас. Но, видимо, Арш знал об аборигенах больше, раз назвал их затейниками: удовольствие они предпочитают растягивать.

Стоило за спиной закрыться дверям, я устало оглядела периметр клетки, опустилась на колени и со стоном скрючилась от боли. С полчаса я тихонько рыдала, шепотом поминала черта и насылала всевозможные беды на голову вождя, когда накатывала очередная мучительная волна навязанного желания.

Багровый свет звезды довольно быстро поблек, и закат плавно перешел в сумерки. На площади развели костер. В небо устремлялись красные искры пламени, а вакханалия продолжалась. Правда, в ней участвовало взрослое население, беременные туземки, забрав детей, еще в начале моего «соблазнения» ушли. Бывшие конвоиры дрожали не меньше меня, но сохраняли разум, видимо, маски из мокрой травы на лицах частично защищали их от воздействия. И они по-прежнему несли охрану и следили за происходящим.

Из убийственного транса – смеси боли и возбуждения – меня отвлек шелест за спиной. Чуть разогнувшись, я обернулась – и захлебнулась криком: рядом со мной, опираясь на хвост, плавно покачивался здоровый червь. На влажной черной шкуре зависшего надо мной чудовища поблескивали отсветы костра. Оно явно собиралось меня сожрать, не дожидаясь публичной казни. Судя по размеру, этот змей – детеныш гиганта, вылезавшего из пруда в первый раз. Из-за более мелкого размера он проник в клетку сквозь прутья.

Змееныш, раскрыв пасть, кинулся на меня – я шарахнулась от него. А в следующий миг черное тело монстра пробили колья, припечатав к земле. Дальше начался переполох: тревожные крики полярников огласили ночь, затем завизжали туземки. И я увидела рантов!

Испачканных чем-то черным Джара, Рето, Илэра, Арша и Дейти я узнала бы в любом виде, несмотря на закрытые повязками лица. Они точными методичными ударами добивали гигантского змея-червя-гокха, всаживая колья в его длинное большое тело, раскинувшееся на берегу блестящим чернильно-черным валом. Рето словно летал по острову и мозжил головы змеиному выводку, расползавшемуся в разные стороны. Затем с помощью длинного шеста перемахнул на другой берег и обрубил веревки, на которых подвесили мост.

Джар сломал вход в мою клетку и хрипло попросил:

– Прости, задержались с поисками, чуть не опоздали.

– Ты пришел за мной! – всхлипнула я, ощущая себя желе. Счастливым желе.

– Да, – коротко согласился он.

– Но ведь вам запрещено контактировать с полярниками?! – шептала я, прижимаясь к его груди и жадно вдыхая его запах.

– Ты моя, значит, принадлежишь Ранту, а своих мы не бросаем, – напомнил он, вынося меня из клетки.

Мои руки своевольно блуждали по телу Джара с голодным любопытством. Но он не отталкивал, наоборот, сильнее обнял. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, прижать руки, а терзаемая похотью плоть вопила: Джар меня тоже хочет!

Ответил Рето, который поднял мое лицо и, раздвинув веки, всмотрелся в глаза:

– В данном случае имела место прямая и непосредственная угроза жизни представителю более разумной, развитой цивилизации. Землянке, которая связана семейными узами с рантом и на данном этапе имеет более высокую ценность для нашего мира, чем горстка диких полярников.

Я уловила смысл «научного обоснования» нарушения инструкции:

– То есть я – ценная? И я – семья ранта?

– Да, – кивнул Рето, потом напряженно констатировал мое состояние: – Радужки почти не видно – сплошной зрачок. Принятая доза – запредельная. Я не представляю, как она еще соображает и сопротивляется воздействию.

– Потому что – моя! Единственная! – резко заявил Джар, почему-то отрывая меня от себя после прохода через водяную преграду.