Единственная дочь

– Это Scanlan & Theodore, и тебе лучше не знать, сколько оно стоит, – ответила Бек, закатывая глаза.

Мама сложила руки на груди.

– Ты так много работаешь, а потом швыряешься чеками, как только получаешь деньги. Могла бы подкопить на что-то особенное.

– Это и есть что-то особенное! – Бек притворилась обиженной, но в душе испытывала самодовольство. Игра становилась слишком легкой.

– В конце концов, это твои деньги. Но не носись по дому. У тебя будет тепловой удар, – сказала мама, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь со слабым щелчком.

На секунду Бек почувствовала угрызения совести, когда еще раз посмотрела на себя в зеркало: ворованное платье, растрепанные волосы, блестящее лицо. Но потом заметила отражение капустной куклы и почувствовала ликование.

5 2014 год

На одно мгновение мне кажется, что я снова дома. Я скрещиваю под одеялом пальцы рук и надеюсь, что мачеха на занятиях по пилатесу для беременных и нам с папой за завтраком не придется слушать ее нытье и жалобы. Я открываю глаза, и комната словно опрокидывается на меня. Устаревшие тинейджерские постеры, фотографии на стене, капустная кукла, сидящая на прикроватной тумбочке. На меня наваливаются воспоминания о прошедшей неделе, побег из Перта, Сидней, вчерашняя больница. Я пытаюсь сглотнуть подступивший комок волнения. Будет сложно стать абсолютно другим человеком.

Я веду в уме подсчет. Мне удалось надуть родителей, но с Андополисом следует быть очень осторожной. Кажется, он не такой дурак, как мне сначала показалось, но я все равно смогу обвести его вокруг пальца, раз он чувствует такую вину за провальное расследование дела Ребекки. Меня больше беспокоят близнецы. Они заключили меня в свои теплые объятия, когда я накануне прервала их ужин, но в обоих чувствовалась какая-то нерешительность. Я никогда раньше не играла роль старшей сестры, поэтому не очень знаю, как это делать. Они оба симпатичные и успешные: один юрист, а другой еще учится на врача. Кроме того, у меня плохо получается их различать. Будь у меня близнец, я делала бы все возможное, чтобы выглядеть иначе. Но, похоже, это не случай Пола и Эндрю. Оба гладко выбриты, с коротко стриженными рыжими волосами и в идеально сидящих футболках. Будет лучше, если они скоро уедут.

Я поднимаюсь с кровати и открываю шкаф Ребекки. Мускусный запах уже не такой сильный, или я просто к нему привыкаю. Медленно изучаю содержимое, на глаз определяя размер каждой вещи. С удивлением натыкаюсь на несколько хороших марок. Раздвигая одежду, я замечаю розовое лоскутное одеяло и пару мягких игрушек, запихнутых в самую глубь шкафа. Я усмехаюсь. Она больше не желала выглядеть ребенком, но и выбросить их не захотела. На мгновение я представляю ее реальным человеком, а не фотографией на стенде с пропавшими людьми.

Я делаю выбор не в пользу дизайнерских вещей и достаю светлое хлопковое платье. Есть что-то очень невинное в его заниженной талии и неяркой ткани. Сегодня я встречаюсь с Андополисом и хочу максимально усилить образ, который сложился в его голове. Синяк на лице начинает желтеть. На него полагаться уже нельзя; нужно костюмированное представление.

Натягивая платье через голову, я нащупываю что-то твердое в кармане. Это сложенный листок бумаги, сверху написано крупным шрифтом «Заклинание экзорцизма». Ниже заголовок готическими буквами «Магия для современной ведьмы». Не могу представить, чтобы Бек увлекалась этой языческой чепухой. Ее комната выглядит такой стильной. Правда, подростки любят всякие секреты. Я сложила бумажку и сунула ее в шкаф к остальным спрятанным там вещам. Если ей удавалось скрывать это так долго, я не собираюсь ее выдавать.

Когда мне было шестнадцать, я прятала косяки в швах своих занавесок. Я тогда увлекалась хиппи. Познакомилась с группой ребят постарше, с дредами и в ярких футболках, которые давали уличные представления рядом с железнодорожной станцией. На целый месяц мне удалось убедить их, что я живу в коммуне рядом с Фримантлом, где никому не разрешается носить одежду. Это было еще до того, как я просекла их искусную ложь. Каким-то образом один из них выяснил, кто мой отец. Они называли его «нефтяным магнатом» и не любили, когда я смеялась над этим. Хиппи якобы всегда говорят о любви и доброте, но не знаю, встречала ли я более язвительных людей в своей жизни. Я сжимаю края штор Бек. Ничего.

Когда выхожу из комнаты, я слышу, как за дверью бормочут мои братья. Я замираю в надежде что-нибудь уловить, но они резко обрывают разговор. Наверное, услышали мои шаги. Я решаю постучать, но не знаю, что им сказать.

Внизу в гостиной отец смотрит телевизор. Хотя не уверена, следит ли он за происходящим на экране или просто уставился перед собой. Во всяком случае, взгляд у него стеклянный. Как-то жутко. Он не поднимает на меня глаза, когда я вхожу, поэтому направляюсь дальше в кухню. Мама стоит у раковины и моет посуду.

– Доброе утро, – говорю я.

От неожиданности она вздрагивает.

– Прости, Бек. Я витала в своих мыслях. Будешь завтракать?

– Да, если можно.