Единственная Джун

Я влюбился в Джун еще сильнее, хотя не мог представить, что такое вообще возможно. Мы сидели, прижавшись друг к другу, на залитом лунным светом кладбище в ее восемнадцатый день рождения. Мои мысли были полны воспоминаниями о маме, а в воздухе витал аромат сладких десертов.

* * *

Эта ночь все так же отчетливо живет в моей памяти даже спустя все эти годы.

Может быть, это было связано с тем, что я вновь почувствовал присутствие своей матери, или с тем, как Джун обнимала меня, пока я изгонял своих призраков. Может быть, это все пение цикад и ветерок, наполненный ароматом ванили, а может быть, глубинное осознание того, что мое сердце никогда не сможет перестать любить Джун.

Но… возможно, было что-то еще.

Это был конец. Последняя глава.

Лебединая песня.

Вы увидите, что все изменилось вскоре после той ночи. Все рухнуло. Прежняя жизнь ушла навсегда.

Я расскажу вам о втором разе, когда Саманта Бейли плакала.

Все началось с поцелуя…

Глава двадцатая «Первое слово дороже второго»

Джун, 18 лет

– О, Джун, дорогая. Ты только посмотри на себя!

Мама ахает от восторга, достает ручку из серебристого пучка и делает какие-то записи в индексную карточку. Отец подходит к ней сзади, в его медных глазах блестят слезы. Он всегда был сентиментальным. Мама стальная и твердая, а папа крайне сентиментален.

– Посмотрите на мою Джун, – нараспев говорит он, шмыгая носом. – От нее все мальчишки потеряют ум.

– Папа, перестань, – подтруниваю я, опустив голову. Мои щеки пылают, когда я останавливаюсь внизу лестницы. – Тебе нравится мое платье?

Я кружусь, чувствуя себя настоящей принцессой. Мы выбирали его вместе с мамой, когда у нас был девчачий денек: шопинг и посиделки в кондитерской. Платье кристального, бледно-голубого цвета напоминает мне сияющие небеса. На солнечном свете фатин переливается, словно радуга.

Это платье – «Выше радуги», где всегда голубые небеса.

Где мечты сбываются.

Папа смахивает катящиеся слезинки.

– Мне нравится. Мне очень нравится, милая. – Он шагает вперед и заключает меня в медвежьи объятия. – Ты будешь первой красавицей на балу.

Я улыбаюсь, уткнувшись ему в плечо. Я чувствую себя красивой, действительно чувствую. Мои волосы рассыпаются каштановыми локонами, собраны на макушке зажимом, украшенным камнями. Моя кожа сияет после шиммерного лосьона для тела, а на лице – изысканный макияж. С нетерпением жду, когда Райкер и мои подружки увидят меня. Прежде чем приедет лимузин, у меня есть немного времени для семейных фотографий и финальных приготовлений.

– У твоих братьев случится короткое замыкание, когда они увидят тебя. Боже, помоги бедному мальчику, который осмелится взглянуть в твою сторону, – говорит папа, отступая назад, чтобы с гордостью мной полюбоваться.

Я хихикаю, снова опуская голову. Мама распушает мне волосы, поправляя длинную ленту локонов на моем плече, и сладко вздыхает.

Тео заскочит домой пофотографироваться прямо перед сменой с Кипом и должен быть здесь уже с минуты на минуту. Брант – снаружи, во внутреннем дворике.

– Я сейчас вернусь, – говорю я родителям и выхожу из гостиной, подбирая свою длинную юбку, после этого направляюсь к задней двери, чтобы удивить Бранта.

Думаю, ему понравится мое платье так же, как и мне.

Подумает ли он о ярких небесах и синих птицах, летящих высоко, как и я?

Зазвучит ли в его голове наша любимая песня, наполняя душу волшебством и теплом?

На моем лице расцветает улыбка, когда я прохожу через кухню и выглядываю через стеклянную дверь. Брант стоит в центре патио, глядя на большое дерево – то самое, на котором был наш детский домик. В мыслях проносятся воспоминания об играх, грандиозных приключениях, а также летних ночевках с фонариками и ведрами попкорна, когда я уютно устраивалась в своем любимом месте с Тео и Брантом.

Ненавижу то падение.

Ненавижу, что отец разобрал его на части на следующее утро, закрыв главу моего детства, которая все равно всегда будет дорога моему сердцу.

Сделав глубокий вдох, я открываю дверь во внутренний дворик и выхожу наружу.

Брант поворачивается ко мне.