Единственная и неповторимая

Найти Дани Зильбера было довольно легко. Хотя за эти годы он стал несколько жалкой фигурой, он все еще Довольно известен. Дани живет в огромной квартире на севере Тель-Авива, которую он купил в 60-е годы на закате своей блестящей карьеры. Квартира абсолютно пустая и холодная. Стиль его жизни невероятно скромен. Дани проводит дни, сидя в пустой комнате, один в кресле, а рядом лежит его труба. Никакой мебели, ни телевизора, ни журнального столика, ни даже фикуса в кадке. Жалюзи опущены навсегда, голые стены выцвели, и кое-где отваливается штукатурка. Возле его кресла стоит открытый футляр для трубы. Он полон газетных вырезок, смазки для клапанов, сломанных мундштуков и сурдин, там лежит старая сплющенная ржавая труба. Он также хранит дорогие его сердцу сувениры — лифчик Эльзы и письмо, оба предмета выглядывают из заднего отделения.

От Дани я впервые услышал о его импресарио Авруме, человеке сомнительной репутации. Уже двенадцать лет Аврум отбывает пожизненное заключение по так называемому делу «Пластикус». Хотя репутация у Аврума та еще, я нашел его очень забавным. Стены его камеры увешаны старыми афишами. У него стоит рабочий стол, телефоны там, компьютер, факс и горы бумаги. Совершенно ясно, что на него работает вся тюрьма, и охранники, и заключенные. Аврум до сих пор самоуверен, энергичен и горит желанием доказать, что он «единственный и неповторимый шоу-магнат всех времен и народов». Несмотря на то, что его поведение и манеры довольно примитивны, он один из самых проницательных людей, которых мне доводилось видеть. Важно отметить, что, даже если сам он в этом не признается, он все-таки осознает аморальность некоторых аспектов своей деятельности в те годы.

В отличие от Дани и Аврума, которые с удовольствием приняли участие в моем исследовании, Кодкод, который, кстати, сидит в той же тюрьме что и Аврум, отказался сотрудничать и делиться информацией. Задним числом я понимаю, что Кодкод, бывший начальник Длинной Руки, знал ответы на все вопросы, связанные с личностью моих родителей и историей моего рождения. К сожалению, мне не удалось выудить из него никакой информации. Когда я спросил его про Сабрину Хофштетер, он недвусмысленно дал понять, что я должен покинуть его камеру и никогда более туда не возвращаться. Как несложно догадаться, ни Дани, ни Аврум не знали ничего о Сабрине. Оба в один голос утверждали, что никогда не встречали женщину по имени Сабрина.

Естественно, найти Сабрину было нелегко. Ее не было ни в списках избирателей, ни в телефонной книге. Она просто не существовала. На определенном этапе я отчаялся; я даже решил свернуть все расследование. Тот факт, что мне удалось напасть на ее след, можно считать чудом. Только когда я понял, что карьера Дани связана с работой спецслужб, я смог сопоставить кусочки информации. Я собрал мозаику из многих обрывочных сведений и противоречивых воспоминаний рассказанных Дани и Аврумом. И пришел к выводу, что агент под кодовым именем «Эльза» может дать ответ на некоторые вопросы. На долгие недели я заперся в старых архивах, одержимо отслеживая деятельность израильских секретных служб. Рылся в груде папок как в поисках иголки в стоге сена.

В конце концов я узнал, что сфера деятельности «Эльзы» глубоко засекречена до сих пор. Выяснил, что несколько женщин-агентов работало в те годы под Кличкой «Эльза». Одной из них была Сабрина, тогда новая эмигрантка из Румынии. Судя по документам, она была одаренным агентом, свободно владела многими языками. Она была известна как одна из самых преданных делу разведчиц. Я узнал, что коллеги считали ее живой легендой. Обнаружил, что Сабрина оставила службу очень рано, в конце пятидесятых, по состоянию здоровья. Этого было достаточно, чтобы напасть на ее след: я перебрал бесконечное количество медицинских карточек шестидесятых, и мне удалось найти ее среди пациентов центрального санатория Длинной Руки, где она находится вот уже тридцать пять лет.

Сабрина до сих пор невероятно привлекательная женщина. На вид ей не дашь больше сорока двух, хотя на самом деле ей шестьдесят девять. Может быть, годы проведенные взаперти, замедлили старение. Я обратил внимание, что она до сих пор носит часы израильского разведчика — может, это помогает. Я провел с ней много часов и хочу сказать, что история ее жизни поразительна. Несмотря на разницу в возрасте и очень холодное начало, она постепенно привыкла ко мне и стала проявлять все больше теплоты и нежности. Время от времени она смотрела мне в глаза, и было ясно, что она видит там нечто непостижимое для меня. Теперь я со стыдом признаю, что точно знаю, что она там видела. Я боюсь признаться, но я и сам чувствовал нечто такое по отношению к этой женщине. Может, это была симпатия, а может, и нечто большее. У нее было то, что я все время ищу в женщине, нечто такое, что мне не встречалось в других девицах и дамах.