Единственная и неповторимая

Мануэль Таленс: интервью с Гиладом Ацмоном

КРАСОТА — ОРУЖИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ

Гилад Ацмон родился и вырос в Израиле в светской еврейской семье. Во время Ливанской войны (1982 г.) проходил срочную службу в армии; тогда и сформировался его критический взгляд на израильскую политику и сионизм в целом. Спустя десять лет Г. Ацмон покинул родину с билетом в один конец. Он изучал философию в Великобритании, но после защиты Диплома выбрал музыкальную, а не академическую стезю. Живет в Лондоне, себя считает эмигрантом- изгнанником.

До этой встречи мы изредка обменивались электронными письмами; я переводил на испанский статьи Гилада против официальных институций государства Израиля. Он всегда впечатлял меня высоко интеллектуальной и отлично структурированной критикой расистской политики сионизма и тем, что он доставил свое творчество на службу дела освобождения палестинского народа. Я сказал «творчество», потому что Ацмон прежде всего музыкант, играющий на многих инструментах (саксофон, кларнет, флейта... и ноутбук), кроме того, он пишет книги и пламенные статьи. «The Orient House Ensemble» — так называется многонациональный джаз-банд Ацмона; их музыкальный альбом «EXILE» получил премию ВВС как «Лучший джазовый альбом 2003 года», а недавно вышел в свет новый диск— «musiK». Гилад Ацмон написал два романа, переведенные уже на 17 языков: «Путеводитель заблудших» и «Единственная и неповторимая». Мы беседовали всю ночь напролет, до рассвета.

Мануэль Таленс: Кто вы, Гилад Ацмон?

Гилад Ацмон: Хороший вопрос! Нашли кого спрашивать. Я полагаю, что являюсь джазовым музыкантом. А значит, обречен все время изобретать себя заново. А чтобы изобретать себя заново, я все время занят вопросами самоопределения. Давайте лучше начнем с вопроса, кем я должен быть. Многое из того, что я пишу, критика сионизма и глобальной экономики, питается моими рефлексиями по поводу собственной сущности и самооценки.

M. Т. : Давайте поиграем в пациента и психоаналитика: я полагаю, что ваша потребность «изобретать себя заново» означает, что вы недовольны собой. Вам не нравится быть евреем?

Г. А.: Я всегда говорил, что интервью — это экономия на психоаналитиках. Нет, потребность изобретать себя заново — необязательно попытка убежать от своего «я»; скорее, это поиск своей истинной сути. Процесс самоизобретения черпает силу в борьбе с собственным эго. Начинаешь играть, когда перестаешь думать. В терминах философии Лакана можно сказать: «Вы там, где не думаете». Звучит смешно, но сегодня я понимаю, что именно любовь к джазу сделала меня критиком еврейских ценностей и сионизма. В восемнадцать лет, вместо того чтобы стать надменным и самовлюбленным иудео-солдатом, я влюбился в музыку Колтрейна и Берда. Я понял, что культура, вдохновившая меня, афро-американская культура, не имеет ничего общего с той культурой, за которую мне предлагали воевать.

М. Т.: Переиначу свой вопрос: Вы переживаете, потому что вы еврей?

Г. А.: Вовсе нет, потому что не считаю себя евреем. Я симпатизирую религиозным евреям ровно настолько же, насколько любым религиозным группам и верованиям, но мне совсем не нравятся светские евреи. Считаю, что, если отделить еврейство от его духовной сущности, все, что останется — это чистый расизм. Так вот, я не религиозный и не светский еврей. Я вообще не еврей.

М. Т.: Довольно резкое и неожиданное утверждение, если принять семиотическое определение языка как неотъемлемой части нашего внутреннего мира, не нейтрального, но формирующего мыслительные процессы. Я видел и слышал, что с женой и детьми вы говорите на иврите, а потому думал, что вам более или менее комфортно в родной языковой среде. Иврит ведь не общепринятый наднациональный язык, вроде испанского или английского, но восстановленный язык израильских евреев. Вы росли как светский еврей, но не считаете себя таковым, кто же вы теперь, человек без корней, «манкурт»?

Г.А.: Я себя считаю ивритоязычным палестинцем. Я говорю на иврите, и моя родина — Палестина. В отличие от государства Израиль, расистского и националистического политического формирования, Палестина — географическое название местности. Палестина неповторима и уникальна; Израиль надуман и искусственен. Когда меня одолевает тоска по родине, я иду в ливанский ресторан, а не в израильскую фалафельную забегаловку. С другой стороны, я не смею утверждать, что сумел полностью интегрироваться в какую-то социальную или этническую группу, но и не слишком об этом забочусь. Мой английский хромает, а акцент выдает происхождение с первой же секунды. Я научился с этим жить. Я родился и вырос в определенном месте, и с этим ничего не поделаешь. С другой стороны, я уверен, что сочувствие и сострадание — это универсальные человеческие качества. По мне, отрыв от еврейства и есть превращение в существо, способное сочувствовать ближнему.