Единственная любовь Казановы

— Нет, но…

— Никаких «но» быть не может, мадам. Ничего другого ему не остается.

— Но чего же он ждет от меня? — в растерянности спросила Анриетта.

— Во-первых, — сказал Чино, загибая палец на руке, — чтобы вы простили легкомыслие, с каким он попал в эту западню.

Анриетта с секунду подумала и торжественно наклонила голову в знак согласия.

— Во-вторых, чтобы вы оставались на месте и ни с кем не общались, кроме синьора Казановы.

Анриетта снова подумала и сказала:

— Это будет немного трудно выполнить, но если придается такое значение…

— Синьор Казанова придает этому величайшее значение. Он считает, что вам грозит — или может грозить — не меньшая опасность, чем ему.

— В таком случае — хорошо. Это все? — и Анриетта поднялась с явным желанием закончить беседу.

— Синьор Казанова еще многое попросил бы меня вам сказать, если бы у него было время все мне сообщить, — сказал Чино, вспомнив, как он не раз разыгрывал роль придворного под рукоплескания подмастерьев в своем квартале, — и еще много-много другого, что один он может выразить вашему превосходительству. А посему…

Он сделал драматическую паузу, и Анриетта выпрямилась, ожидая услышать какую-нибудь поистине страшную просьбу или новость.

— Что — посему? — нетерпеливо спросила она.

— А посему, — неуклюже продолжал бедняга Чино, сознавая, что наговорил кучу глупостей, — он просит разрешения… посетить вас завтра после захода солнца, в любой угодный вам час!

6

Сказать, что у Казановы сердце билось быстрее, когда он ехал в тот вечер к Анриетте, значило бы утверждать нечто противоположное тому, что происходило на самом деле, и выразиться банально. Сердце у Казановы всегда билось быстрее, когда он отправлялся на первое свидание с женщиной, но на сей раз оно билось иначе, чем всегда. И объяснялось это больше романтической любовью, чем чувственным влечением. Казанове хотелось каким-то замечательным поступком увековечить себя — он был слишком взволнован, чтобы уточнить, каким именно, — но так, чтобы Казанова-Цезарь мог склониться перед Анриеттой и сложить свои богатства к ее ногам.

И так усиленно сердце Казановы билось, безусловно, не из-за графа Джузеппе и его шпаги. Чино доложил Казанове, что никакого секунданта ни в гостиницу, ни куда-либо еще не посылали, что кольцо было найдено и возвращено владелице театральной уборщицей и что донна Джульетта разъезжает повсюду, как и в предыдущие дни. Услышав это, Казанова начал думать, что дал слишком легко запугать себя этой даме и ее фехтовальщикам. Ведь пошли они к нему секунданта, Казанова имел бы возможность раскрыть подлинную причину ненависти и жажды мщения, владевших донной Джульеттой, а она меньше всего хотела бы этого. Ее месть — а Казанова был теперь уверен, что она задумала мстить ему, — будет более изощренной, более тайной и вовсе не такой прямолинейной, как подстроенная дуэль.

Тем не менее, плотно закутав себя и свое сильно бьющееся сердце в широкий плащ, он сел в наемный экипаж и, подпрыгивая на рытвинах и колдобинах, поехал по темным улицам Флоренции. В те дни Понте Веккио летними вечерами закрывали для проезда — люди сидели за столиками под звездным небом, ужинали, пили и слушали музыку. Но сейчас для ужина было еще рано, и Казанова вспомнил об этой традиции, лишь когда кучер повез его к следующему мосту через Арно, — тут Казанова на секунду или две заподозрил, что попал в ловушку и его везут в засаду. Но он тут же отбросил нелепое подозрение и вернулся к своим мыслям. Будучи человеком нахальным, он обычно полагался на чутье и действовал по вдохновению, а сейчас размышлял о том, как себя повести, что сказать и что сделать, когда он встретится с Анриеттой. Он ведь уже пред-дожил ей руку и сердце, и самое лучшее, подумал Казанова, вести себя соответственно — если не как признанный любовник, то как человек, намеревающийся им стать.

Однако тон и атмосферу встречи задала Анриетта. Когда Казанова подъехал к дому и сквозь маленькое зарешеченное окошечко в двери назвал свое имя слуге, его провели в большой салон, обставленный со следами былой, поистине королевской роскоши, и попросили подождать — синьора тотчас выйдет к нему. Прождал он ее до возмущения долго — собственно, целых десять минут. Как истая женщина, Анриетта в последний момент засомневалась, правильно ли она поступает, принимая у себя мужчину, чьи намерения более чем очевидны, — мужчину, которого она поощряла в его ухаживаниях, что трудно отрицать. Что же до Казановы, то он быстро до предела взвинтил себя, раздумывая, не намерена ли эта неуловимейшая из женщин ускользнуть от него еще раз.