Единственная моя

– Вы не Оливия Девоншир, – прервал он. – Я встречал мисс Девоншир раньше и... – Нахмурившись, Майлз побледнел, нервно взглянул на вазу и сделал медленный, осторожный вдох. Прошла минута и он, казалось, расслабился. Лишь тогда его черные глаза вернулись к ней. Усталость тенью легла на его лицо.

– Днем вы выглядели куда симпатичнее, – равнодушно заметил он.

Почувствовав, что ее спина окаменела, девушка слегка вздернула подбородок и постаралась взять себя в руки.

– А вы – трезвее, – сухо ответила она.

Промолчав, он откинулся на спинку кресла, вытянув вперед свои длинные ноги. С сапог на когда-то великолепный ковер с замысловатыми турецкими узорами потекла грязь. Но несмотря на все это, было в его облике что-то царственное, заставляющее ее чувствовать себя рядом с ним невзрачной серой мышкой.

– Дело в очках, – наконец сказал он. – Это весьма нелестно для вас, мисс Девоншир, но они совсем не идут вам.

Ее первым побуждением было сдернуть очки с носа. Но она сдержала этот порыв.

Лицо Уорвика, повернутое в профиль к пылающему в камине огню, оставалось недвижимым в своей задумчивой сосредоточенности. Похоже, что он намеренно распаляет ее гнев, как сегодня днем.

– Если вы приехали сюда по поводу моей женитьбы на вас.., – начал он.

У Оливии отнялся язык.

– Не хотел бы показаться бессердечным, но я не женюсь на вас. Так что можете возвращаться к вашему отцу и передать ему это.

– Вы так подумали, сэр? Что я приехала сюда умолять вас жениться на мне? О, ну, разумеется, с вашим высокомерием меня это не удивляет. – Она рассмеялась настолько непринужденно, насколько позволил ее скрытый гнев. – Я приехала только для того, чтобы извиниться за поведение отца. Знай я, что он вынашивает мысль о нашем браке, я бы немедленно заставила его выбросить этот бред из головы. Это же просто смешно. Я вполне довольна своей жизнью. Просить вас жениться на мне, сэр? Когда я живу в теплом и сухом доме? Когда мой дом изобилует всяческой снедью? Не говоря уже о слугах, которые опрятны, уважительны и расторопны. Скажите, зачем мне отказываться от всего этого, чтобы выйти за какого-то нищего пьяницу, которого вся Англия называет аморальным типом, развратником и беспринципным негодяем?

Майлз пожал плечами.

– Чтобы спасти свое лицо, полагаю. Почему вообще женщины делают то, что они делают?

Взгляд его скользнул к огню, и долгое время Оливия любовалась пляской отраженного в его глазах пламени. Она чувствовала себя какой-то зачарованной и опустошенной. В его словах была доля правды. Причины, по которым она решилась на эту поездку, могли быть замаскированы под извинения за отца или даже под гнев на Уорвика за то, что он так надменно отверг его предложение. На самом деле она втайне надеялась, что он передумает. Даже если потом сама с презрением отвергнет его.

– Что ж, – заявила она решительным тоном, – я сказала то, что собиралась сказать. Оставляю вас один на один с вашим одиночеством.

– Но почему, мисс Девоншир? Вы же только приехали. – Улыбка на его красивых губах не затронула глаз. -Подозреваю, что последнее, чего бы вам хотелось, это снова пускаться в путь в такую погоду. Может, выпьете со мной?

Не давая ей возможности ответить, он поднялся с кресла. В его изящных, быстрых движениях не было и намека на недавнюю слабость. Это снова был беззаботным весельчаком.

Выплеснув воду из чашки в огонь, Майлз наполнил ее виски и подал ей.

Решится ли она?

– Почему бы и нет? – сказал он, словно читая ее мысли. – Едва ли ваша репутация пострадает от этого еще больше.

Она нехотя протянула руку за чашкой. Почти игриво он убрал ее.

– Одно условие, – сказал он. – Снимите плащ. Она покачала головой.

– Я не могу здесь больше оставаться.

– Ненадолго. Можете выпить и ехать.

– Хорошо.

Она сняла плащ. Он взял его и швырнул на спинку дивана. Внезапно она почувствовала себя слабой, незащищенной и уязвимой. Девушка неосознанно пробежала руками по своим темным, тщательно уложенным волосам, гадая, сравнивает ли он ее с Эмили, чьи волосы белокуры и полны солнечного света. Ну разумеется. Они все так делают. Мужчины, подобные Майлзу Уорвику, всегда предпочитают женщин изящных, светловолосых и белокожих. Таких, как Эмили. Таких, как ее мать.

Он молчал, стоя перед ней с чашкой в руке. Однако его глаза были красноречивее слов, лениво скользя от ее макушки до пальцев ног. Молчание затянулось, постепенно наполняясь незначительными звуками – потрескиванием огня в камине, тиканьем часов и едва слышным шуршанием снежной крупы о стекло.

Наконец он протянул ей чашку. Пожалуй, она приняла ее с чрезмерной готовностью.

– Предлагаю тост, – произнес Майлз, поднимая бутылку. – За двух неудачников, застигнутых бурей.

– Какой бурей? – поинтересовалась Оливия. – Той, что там? – Девушка махнула в сторону окна. – Или той, что внутри?

Он удивленно поднял брови. В его глазах что-то промелькнуло. Насмешка? Что бы это ни было, ее слова вызвали у него улыбку, хотя и ненадолго. Пальцы Оливии сжимали чашку с виски, как спасательный круг.