Единственная моя

Нет, странно все же. Странно и маловероятно. Как он мог жить с Жанной и параллельно успевать управлять своим бизнесом, уезжать на отдых с семьей? Он ведь уезжал с ними наверняка куда-то?

– Никогда он не ездил с нами никуда, – нелюбезно откликнулась вдова, когда Жанна задала ей этот неожиданный вопрос.

– Никогда? Никуда?

– Никогда, никуда, ты не ослышалась, – скривила пухлый рот Снежанна Сырникова. – Он вообще с нами мало времени проводил. Все больше работал да вот с тобой, как оказалось…

– Странно, – снова пожала плечами Жанна.

– Что странно?

Вдова села в глубокое кресло, закинула ногу на ногу, домашний шелковый халат разъехался на коленках, и Жанна, к удивлению своему, обнаружила на бедре женщины, на первый взгляд кажущейся невероятно несчастной, большой синяк с четкими очертаниями ладони.

А так ли уж она несчастна? Синяк этот был либо свидетельством чьего-то гнева, либо проявлением страсти. Третьего не могло быть!

После смерти Сырникова прошло уже довольно много времени. Если бы пятерня на бедре была оставлена им, то сошла бы уже. А если и не сошла бы, то окрас синяка непременно поменялся бы, сменив лиловую свинцовость на тусклую нездоровую желтизну.

Кто же так «приласкал» несчастную даму, находившуюся в трауре? Может, потому и письмо от покойного решила отдать со снисходительной благосклонностью? Потому что не очень-то и печалилась по поводу его кончины? А может, от скуки пригласила Жанну к себе. Скучает ведь, наверняка скучает от безделья.

– Что странно? – поторопила вдова Жанну с ответом и ленивым движением запахнула халат, пряча синяк.

– Как это удавалось ему так виртуозно нас с вами обманывать?

– Меня никто не обманывал!

Глаза женщины вдруг неприятно сузились, губы побелели, а пальцы, до того небрежно постукивающие по кожаному подлокотнику кресла, впились в него так, что казалось, начнут сейчас ломаться в фалангах.

– Меня никто не обманывал!

– То есть вы обо мне знали? – не поверила своим ушам Жанна.

– О тебе, о другой, о третьей! Какая разница, сколько вас у него было?! Таких шалав у него было три десятка!

– А чего тогда всех тут не собрали? – Жанна уже пожалела, что приехала.

Догадывалась ведь, что добра от визита этого ждать не придется, нет, все равно потащилась. Письмо ей покойный оставил, скажите, пожалуйста! А нужно оно ей, письмо это?! Что в нем нового она может для себя почерпнуть? Очередную порцию лжи и фальши.

– Наверное, мне пора, – решила она уйти прямо сейчас, пока еще вдова не особенно разошлась и хоть как-то способна контролировать себя. – Это была не очень хорошая идея.

– Какая? – ухмыльнулась вдруг та загадочно.

– Посетить вас.

– Так ты за письмом вроде приехала, или я что-то путаю?

Сырникова поднялась рывком с кресла и пошла к выходу из комнаты. Но к другому, а не к тому, через который они вошли сюда. У противоположной двери она остановилась, оглянулась на Жанну, махнула ей рукой.

– Иди за мной, – приказала, не попросила, она.

– Зачем?

Она все еще не понимала, потому и не боялась.

– Письмо тебе нужно или нет? – нетерпеливо дернула ногой вдова, и синяк на ее бедре снова назойливо полез в глаза посетительнице. – Я не стану тебе его сюда таскать. Возьмешь – и можешь катиться ко всем чертям. Кстати, там еще кое-что из его вещей есть. Так, милые безделушки… Может, что-то захочешь взять себе.

– Безделушки? – эхом повторила Жанна, послушно следуя за вдовой, торпедой несущейся по комнате. – Я не думала об этом.

Она и правда не думала, что в ее жизни что-то может остаться после Саши. Ведь когда она обнаружила его исчезновение…

Нет, не в тот день, когда вернулась после долгого простаивания в пробке, она задумалась. А на следующий день и потом на следующий за ним. Особенно после того, как Бойцов надавил на нее, требуя фотографий или еще чего-нибудь, способного пролить свет на их отношения, она вдруг поняла, что у нее ничего после него не осталось.

Ничего! Ни единой фотографии, ни единой совместной безделушки, мебель и картины не в счет. А таких вот милых безделушек, которые покупаются спонтанно и забрасываются потом куда-нибудь и не вспоминаются до случая, – их-то как раз и не было!

Не было подставок под кружки, которые бы они купили в совместном походе по магазинам. Он хоть и возил ее, но очень редко. И по большей части оставался в машине. Редко когда шел с ней. И подставок под кружки не было. Смешных, с глупыми мультяшными мордахами или с громадной клубникой, с изумрудным горохом.

Именно такие вещи выбираются, думала Жанна, когда двоим особенно весело и беззаботно. Когда в тесноте между прилавками вдруг хочется приударить за собственным мужем и сорвать вороватый поцелуй, повернувшись к камере наблюдения спиной. Или ущипнуть его, чтобы другие не видели и не догадались даже, почему этот симпатичный мужчина вдруг смутился.

Он… Он должен…

Он непременно откликается, он принимает правила шальной игры и тискает ее там же – между стеллажами с морской капустой и лососем в собственном соку. А потом они оба мчатся к кассе, толкая тележку, набитую до отказа не пойми чем, перед собой. И хватают по пути всякую всячину.