Единственная. Твоя

— Память в твоем сердце, Любава. Родители всегда хотели тебе лучшего, поэтому и переехали в Москву.

— И поэтому не уезжали обратно, — призналась неожиданно для себя. — Когда я родилась… В общем, в год у меня обнаружились проблемы. Нежное сердечко… — усмехнулась грустно. — Так мама говорила. Я частенько попадала в больницы. Поэтому, мне кажется, родители никуда не ездили. Чтобы не было новых потрясений, впечатлений… Постепенно ЭКГ становилось все лучше, боли в груди мучили реже… А к выпускному почти все и прошло, представляешь? — вновь сорвалась на «ты», но это было даже слишком легко. — Я окрепла и вытянулась буквально за год-полтора. Мама с папой решили возвращаться. Стали собираться, но никого не предупреждали… Боялись сглазить. Но все равно ничего не получилось. Папу очень просили отработать егерем еще год. Тот самый мужчина, который дом нам подарил. Дядя Сергей. Он был очень хорошим, и родители не стали отказывать. Да и я поступать решила… А потом папина болезнь…

Любава прикусила щеку, пытаясь избавиться от непрошеных слез. Бесполезно! Они упрямо копились в уголках глаз и точно бы вырвались на волю, но ее сжатую в кулак руку накрыла горячая ладонь.

Обычный жест утешения, а в груди взорвался маленький фейерверк. И плакать мгновенно расхотелось.

— Ты все правильно сделала, Любава, — тихо возразил Данияр. — Стремление к знаниям — это важно. И твои родители тоже поступали правильно. Берегли любимую дочь. Жаль, что я не смог снова встретиться с Данилом Александровичем и тетей Ярой. Они были замечательными людьми.

А Любава едва дышала от ощущения интимности момента.

Так ласково и проникновенно звучало ее имя. А его голос! Слаще меда и нежнее бархата… И от взгляда мужчины внутри расцветала тягучая истома. Казалось, еще секунда — и Данияр обнимет ее. Прижмет к груди и зацелует до головокружения.

С губ сорвался тихий вздох.

А Данияр вдруг отшатнулся. Подскочил на ноги и нервно провел рукой по шее. Широкие плечи казались слишком напряженными, а черты лица словно окаменели.

— Пойдем в дом, — произнес отрывисто. — Скоро утро. Вставать придется рано.

Утро началось с вкусных запахов пищи.

Любава сладко потянулась и открыла глаза.

Как хорошо!

Всю ночь ей снился Янтарь. Они с мишкой гуляли по теплому летнему лесу и снова плавали в реке. Солнце пригревало так приятно, а зверь нежно урчал, то и дело облизывая ей руки или щеку. А она плела венки, для себя и Янтаря, угощалась спелой черникой и отдыхала у мягкого медвежьего бока.

Было так спокойно! И по-настоящему… Будто она не спала вовсе.

Любава нащупала амулет и прижала его к губам.

И в тот же момент на кухне что-то грохнуло и разбилось.

— Твою ж… — послышалось глухое бормотание.

Любава мигом соскочила с постели. Бросилась в кухню, но на пороге запнулась, напоровшись взглядом на ужасную картину. Данияр порезался! Мужчина держал ладонь над раковиной, а по запястью стекал тоненький ручеек крови.

— Боги! — всплеснула руками. — Как же это… Я сейчас! — побежала за аптечкой.

Руки ходили ходуном, когда она доставала коробочку. Вот так пробуждение! Шоковая терапия какая-то.

А в голове закручивался бешеный хоровод мыслей. Что если он до кости поранился? Она ведь шить не умеет… Надо скорую вызвать! Ох, только бы артерию не задел… В коленях противно ослабло.

Но, собрав нервы в кулак, Любава помчалась обратно.

— Покажи! — пискнула, пытаясь не смотреть на окровавленный кулак.

Но вместо того, чтобы разжать руку, Данияр легонько оттеснил Любаву плечом.

— Ты сама сейчас в обморок грохнешь, девочка. Это просто царапина…

— А крови как с доброго лося!

Мужчина сдавленно фыркнул:

— В самое сердце ранила. Давай бинт, перевязывать буду.

— Сердце?

Данияр улыбаться перестал. Отвернулся.

— Руку, Любава.

От внезапной обиды перехватило дыхание, но Любава послушно достала бинт. Пусть перевязывает хоть руку, хоть голову! А она чай попьет пока…

Взгляд пробежался по кухне и завис на обеденном столе.

Ого, сырники! Еще и с изюмом!

Любава шумно сглотнула. Данияр не мог знать ее любимое блюдо! Но странным образом угадал… Что-то много стало вокруг этих самых странностей!

— Сахар класть? — ударил в спину невозмутимый голос.

Уже и чай сделал! Он же только что себе первую помощь оказывал!

— Н-нет, спасибо.

Любава искоса глянула на мужчину, но тот как ни в чем небывало, хозяйничал у плиты. И вот что удивительно — раздражения по этому поводу она не испытывала. Как и родители, Любава не любила посторонних, но Данияр до того естественно смотрелся в стенах этого дома, что даже дрожь брала.

С Владимиром было не так…

Только вспомнила — в замке щелкнули ключи, и дверь распахнулась, впуская хмурого и явно не выспавшегося мужчину.

Владимир сразу же осмотрел Данияра, потом ее, смирно сидевшую за столом, и вроде бы расслабился.

— Доброе утро, — поздоровался, глядя при этом лишь ей в глаза. — На работе дурдом. Задержался.

Первым порывом было броситься к чайнику и еще одну кружку налить, но Данияр успел раньше. Молча выставил на стол чай, а сам без лишних разговоров вышел во двор. На Владимира не глянул даже — словно тот пустое место.