– Да ладно, – недоверчиво протянула Верка. – Хочешь, спрошу конфет у девчонок.
– Хочу, чтобы ты про Милку рассказала.
Верка скуксилась и вздохнула.
– Ну ты и так все знаешь.
– А ты расскажи, как будто не знаю.
– Ага, – кивнула Верка и замолчала.
– Начни с ее романа с Берсеньевым. Она работала здесь четыре года, но любовь задержалась на несколько лет и вспыхнула примерно год назад.
– Не-а, раньше, – подумав, ответила Верка. – Мы сюда два года как переехали, а до этого офис был на Сизова, там теперь страховая компания. Помещение принадлежит разным хозяевам, и имело два входа. Кабинет Берсеньева в одном крыле, мы в другом. Числились мы с Милкой рядовым офисным планктоном, и перед светлыми очами хозяина возникать не было никакой необходимости. Видели его от силы раз в день, да и то в окно, когда он в машину садился. Для нас он был хозяин с большой буквы, никто о любви с ним не помышлял. Милка-то уж точно. А вот когда переехали и Берсеньев стал глаза мозолить, то там пройдет, то туда заглянет, Милка на него и запала. Принялась хвостом крутить. Все за этим наблюдали с большим интересом, гадая: выгорит или нет. В прошлом году на корпоративку по случаю Восьмого марта она явилась в красном платье и пошла в атаку. Сама танцевать его пригласила, хватив коньячку, он тоже с коньячком перестарался, принялись зажигать на пару. После праздника их отношения сместились в сторону игривости. Улыбки, взгляды… Милка на седьмом небе, но расслабляться не спешила. Шеф у нас тусовщик знатный, мог подцепить в ночном клубе какую-нибудь лахудру – и улыбочки улыбочками останутся. Ближе к лету Танька их в кабинете засекла. У шефа рожа багровая и галстук сбит на сторону, а у Милки титьки наружу, хоть она и поспешила засунуть их обратно. В общем, свершилось. А потом они уже и не прятались. Обедать вместе, с работы вместе, да и Людмила Михайловна принялась такие понты кидать, что стало ясно: отношения у них с шефом близки до оргазма.
– А что за понты? – спросила я.
– Ну… ты плохо знала свою подругу, если такие вопросы задаешь. Сразу дала понять, кто в доме хозяин. Запросто могла наорать, а если кто в ответ вякал, так грозилась уволить. Правда, Берсеньев никого не выгнал, но и ее на место ни разу не поставил. Делал вид, что ничего не замечает. Потом они решили пожениться, и ей удержу вовсе не стало. Потребовала себе отдельный кабинет и должность зама. Кабинет не получила, у нас и так народ теснится, пришлось нам с ней одним воздухом дышать, и замом ее не назначили. Хотя баба она толковая и вполне могла бы… Вместо этого Берсеньев предложил ей к свадьбе готовиться, и она все больше по салонам да магазинам бегала. В общем, когда Берсеньев вдруг запал на Чухонку, многие от души позлорадствовали. Не все коту масленица, то есть кошке, конечно.
– Про Чухонку как узнали?
– Так сама Милка и растрепала. Устроила ему скандал с битьем посуды. Какой там, на хрен, Шекспир! Народ притих и затаился. Я Милке, конечно, сочувствовала, обидно все-таки, поймала жар-птицу, и нате вам… К тому же ко мне она всегда относилась дружески, если и орала, то по делу. У меня память плохая, что-нибудь да забуду, а запишу на бумажке, так бумажку потеряю… Все ждали, шеф ее погонит, но он терпел. Берсеньев у нас из тех, кто физически не может сказать слово «член» матом и женщину обидеть тоже не может. Вот так мы и жили… – вздохнула Верка.
– Скандалы – это понятно. Но не всегда же она скандалила. Она тебе ничего не рассказывала про нового знакомого по имени Миша?
– Нет. Менты о нем тоже спрашивали. Ни о каком Мише я не слышала. Но кто-то у нее точно был.
– Откуда знаешь?
– Как-то она вдруг стихла. С Берсеньевым по имени-отчеству, работала за двоих, а глаза горят. Вдруг задумается и улыбается так, точно ее мужик оглаживает. Я, конечно, с вопросами полезла, да без толку. Один раз, когда я особо домогалась, Милка сказала, что надежды не теряет на близкое счастье с Берсеньевым.
– А ничего странного ты не замечала? Может, звонил ей кто?
– Ну, звонят у нас постоянно. А странного… она с собой диктофон начала таскать.
– Диктофон? – насторожилась я.
– Ага. Маленький такой, но я заметила. Спросила, зачем ей, а Милка разозлилась. И стала его прятать.
– Думаешь, она компромат на Берсеньева собирала? – почесав за ухом, спросила я.
– Такая мысль мелькнула, но… – Верка развела руками.
– Чего «но»? – поторопила я.