Единственная женщина

— Пожалуй, — задумчиво отвечал Стас. — Я влюбчив, но должен предупредить ваших читательниц: одной девушки мне мало — я слишком влюбчив. А вообще-то, — заключил он, — в женщине мне больше всего нравятся не ножки, а извилины!

Услышав эти слова, улыбнулась даже Юля. Юрка и вовсе расхохотался, толкая Сергея под столом ногой.

— Как ты думаешь, Серега, — спросил он, давясь смехом и стараясь говорить потише, чтобы не привлечь внимания Незвецкого, — в каком месте ему нравятся у женщин извилины?

Стас, наверное, все-таки услышал его смех: он резко обернулся. Но взгляд его остановился не на смеющемся Ратникове, а на Юле — и Незвецкий замер с уже открытым для возмущения ртом.

Юля смотрела прямо на него, на губах ее порхала та самая неуловимая для фотографов улыбка; не узнать ее Стас не мог. Забыв про корреспондентку, он встал из-за стола и направился к Юлии Студенцовой.

Кругом кричали, танцевали, кто-то уже бросал музыкантам деньги, чтобы они исполнили «Малиновку», как в старом добром привокзальном ресторане; гулянка шла вовсю.

— Вы разрешите? — Стас остановился перед нею. — Вы разрешите пригласить вас потанцевать, Юлия Студенцова?

Поклонницы, обступавшие его столик, зашушукались. Юля выдержала паузу — что, кажется, не стоило ей ни малейшего усилия — и, по-королевски кивнув, встала, одновременно подавая руку Незвецкому.

Когда они танцевали, удалившись от столика, взгляды собравшихся устремлялись только на них — и неизвестно, кто привлекал больше внимания: певец или супермодель.

Проводив жену взглядом, Юра усмехнулся:

— Может, нам с тобой надо было дружно подняться и сказать, как в фильме: «Ана нэ танцует»?

— Да пусть уж, — улыбнулся Сергей. — Юля любит танцевать…

— Любит? — спросил Ратников, и Сергей удивленно посмотрел на него, расслышав какие-то странные интонации в его голосе. — Ты думаешь, она любит танцевать?

— Что ты имеешь в виду?

— Я сам не знаю, — лицо у него было теперь просто печальным. — Я не уверен, любит ли она — во всяком случае, это не отражается в ее глазах…

— Что — не отражается? — спросил Сергей. — Любовь к танцам?

— Что? — Юра тряхнул головой. — Да ничего. Просто — Юля права, можно ехать. Сейчас, натанцуются — и поедем, да? Мы на машине, я не пил — поехали к нам, а?

Сергей смотрел на Юру со все возрастающим изумлением. «Да что ж это с ним? — думал он. — Сейчас еще и переночевать у них предложит… Как будто боится остаться наедине с женой!»

Неожиданная, но простая и ясная мысль вдруг обожгла Псковитина: он понял причину внезапных Юриных просьб…

Незвецкий подвел Юлю к столику.

— Я надеюсь… — произнес он тем самым тоном, который Юра называл северянинским.

— Юля, ты домой хотела? — спросил Ратников. — Можем ехать. Или ты побудешь еще?

— С какой стати мне здесь быть, Юра? — Она удивленно посмотрела на мужа. — Да ты никак ревнуешь, а? Вот новость! Юрочка, ты ревнуешь меня к мальчику, неужели?

Ратников пожал плечами. Все втроем они прошли к выходу, пробираясь между танцующими. Костик подскочил к ним у самой двери.

— Ну, как вам, ребята? — спросил он.

— Отлично! — искренне ответил Ратников. — Кто вам придумал название, а, Костя?

— А звукореж наш и придумал. Классно работает, правда?

— Правда, — подтвердил Псковитин. — Даже певец ему не слишком мешал. Ну, бывай, Костя, спасибо.

— Мы придем еще. — На прощание Юля одарила мальчика пленительным взглядом невозмутимых глаз. — Спасибо за чудный вечер!

Юлин темно-синий «рено», на котором она ездила в Москве, стоял рядом с паркоматом, недавно появившимся на Тверской. Впрочем, паркомат не работал, а рядом с ним прохаживался солидного вида мужчина и получал наличными с желающих оставить машину.

До «высотки» на Котельнической набережной доехали по вечерним улицам быстро. Юра молчал, глядя на дорогу, и Сергей, сидевший рядом с ним, не знал, как прервать это молчание. Молчала и Юля, ее почти не слышно было на заднем сиденье.

Они вошли в огромный подъезд, и Сергей вспомнил, как пришел сюда впервые, когда Юрка только что купил эту квартиру.

— Ничего себе! — удивился он тогда. — Зачем подъезды-то большие такие — лучше бы квартиры сделали побольше!

— Не волнуйся, — улыбнулся Ратников. — На квартиры тоже осталось. А что, пусть будут большие подъезды, разве плохо? Это ведь что-то значит…

— То есть? — удивился Псковитин.

— Это значит, что у здания есть какая-то скрытая идея, которая не умещается в его назначение, понимаешь? Я, когда квартиру здесь решил покупать, специально присмотрелся — и в МИДе, и в «Украине». Да и в Университете то же самое. Они все не примитивные, не для того только, чтобы есть да спать…

— Нравится тебе сталинская мощь! — усмехнулся Псковитин.

— При чем здесь мощь, да еще сталинская! Я и сам пока в этом не разобрался — что так привлекает в этих излишествах…

Сергей не понял тогда, о чем говорил Юра. Так бывало часто: он не понимал, но это было неважно. Когда Ратников говорил что-нибудь такое, Сергей видел то, чего не видели многие понимавшие — Юрину светящуюся душу…