Единственная женщина

Когда они ехали в машине и он не отводил ее руку от своих губ, когда он обнял ее у подъезда, Лиза не чувствовала ни малейшего смущения, только счастливый трепет, только желание продлить каждое мгновение. Но сейчас, в глухой и словно бы зловещей тишине его огромной квартиры, она растерялась, почувствовала неловкость и неправильность происходящего. Может быть, если бы он поцеловал ее сразу, в прихожей, вся неловкость тут же исчезла бы — но и Юра смотрел на нее как-то растерянно, словно не решаясь прикоснуться к ней.

Они прошли в просторную гостиную, и, остановившись на пороге, Лиза беспомощно огляделась. Хотя Юра и зажег стоящий в углу высокий торшер, похожий на фонтан — со множеством лампочек на длинных изогнутых стеблях, — ей казалось, будто тьма подступает со всех сторон, выдавливает ее из этой комнаты, из этого величественного дома, отрывает от Юры…

Она выпила у «Максима» немного шампанского и «Мюзини», но не чувствовала даже легкого хмеля — наверное, от охватившего ее волнения. Сейчас ей хотелось выпить, и, кажется, Юра почувствовал это, потому что тут же предложил:

— Знаешь, какое есть вино? «Бахчисарайский фонтан», года два уже стоит. Я его любил в юности — молодое вино, похоже на красное шампанское, но очень молодое. Опасное, — улыбнулся он. — Кажется легким, а в голову бьет мгновенно. На пляже хорошо было пить в Крыму…

Вспыхнула подсветка в баре, на низеньком столе оказалась бутылка с белой и красной розами.

— Я сейчас виноград принесу, да? — сказал он. — Правда будет, как в Крыму.

Его даже не слышно было на кухне — так велика была эта квартира. Неожиданно Лиза поняла, отчего так неловко ей здесь: присутствие другой женщины, его жены, было так ощутимо, что казалось почти физическим. Стараясь не вглядываться в то, как расставлена мебель, какие висят на стенах картины, Лиза все равно знала, что все это сделано здесь ею, что ей принадлежит каждый угол этого жилья, что здесь витает ее дыхание…

Это было странное ощущение — одновременно с присутствием здесь невидимой женщины, Лиза чувствовала и какое-то безнадежное запустение этого дома. При мысли о том, как Юра входит сюда вечерами и все это огромное, пугающее молчание обрушивается на него одного, — сердце у нее сжалось.

Он снова показался в дверях, поставил на стол большое блюдо с золотисто-зеленым прозрачным виноградом. Он был уже без пиджака и галстука, рукава светлой рубашки закатаны.

— Выпьем за тебя, Лиза, — сказал он, садясь в кресло напротив.

— Почему? — спросила она.

— Это долго объяснять. — Он смотрел на нее, не отводя взгляда, и ей казалось, будто тонкий невидимый луч соединяет их глаза. — Можно, я просто так на тебя посмотрю?

Ее поражала его неожиданная робость: Юра не был болтлив, но она ни разу еще не чувствовала, чтобы разговор доставлял ему затруднения. Теперь же он казался ей растерянным мальчиком, и это новое, непривычное его состояние наполняло ее душу каким-то щемящим чувством.

— Правда, Юра, — сказала Лиза через минуту. — Удивительное вино, никогда такого не пила!

— Лучше «Мюзини»? — улыбнулся он. — Я «мартеля» выпью, да?

Он порывисто поднялся и достал из бара начатую бутылку. Плеснул в тот же высокий бокал, в котором только что искрился «Фонтан», но не выпил, а остановился рядом с Лизой. Она подняла глаза: Юра смотрел на нее, и ей показалось, будто непреодолимый магнит притягивает ее к нему…

Она забыла о гнете, который ощущала в этом чужом пространстве, о своем недавнем смущении, смятении, растерянности — она приподнялась навстречу его призывному взгляду и сама не заметила, как ее руки легли на его плечи.

Тот удивительный внутренний жар, который она впервые ощутила, танцуя с ним «кадриль», снова пронзил ее, когда она почувствовала его тело под тонкой рубашкой. А губы у него, наоборот, были прохладные, нежные и твердые одновременно… Их первый поцелуй напоминал вдох перед тем, как броситься в глубокую воду — и длился он, пока не потемнело в глазах.

Он обнимал ее, прижимая к себе, и ей казалось, что ее тело впадает в его тело, как река. Иногда, на мгновение отрываясь от ее губ, он прикасался пальцами к ее волосам, щекам — нежным, летящим движением — и снова прижимал к себе, словно проверив, что она действительно существует, что не пропала, пока глаза его были полузакрыты во время поцелуя.

Лиза не знала, сколько длились их объятия, сколько поцелуев уместилось в каждой минуте… В какой-то момент ей показалось, что она взлетает в воздух, и прежде, чем она поняла, что это происходит на самом деле, — Юра уже держал ее на руках, как ребенка, и ее руки обвивали его шею.

Он пронес ее по коридору, через полусвет и полутьму, осторожно опустил на кровать и сам сел рядом с нею, наклонился, не в силах ни на секунду оторваться от нее. Она почувствовала, как его губы скользят по ее щекам, по шее, как его поцелуи обтекают ее ключицы, вливаются в ложбинку груди. Страсть и нежность смешались в ее душе, страсть и нежность!

Его сияющие глаза были теперь открыты, она видела их почти вплотную к своим глазам, и ей казалось, что прямо из его глаз исходит шепот: