Вириян лежала на столе, будто на погребальном помосте. Окровавленное платье уже занялось местами.
Но лицо оставалось прекрасным, нежным, умиротворённым, как у статуи Великой Матери. Будто она просто уснула, но только разбудить его жену не смог бы уже никто.
Он склонился над ней, но так и не осмелился притронуться. Просто стоял и смотрел, а вокруг бешеные огненные звери плясали дикие танцы, не решаясь напасть, но подбираясь всё ближе.
В этот миг Эливерт понял отчётливо, что наружу уже не выйдет. Незачем выходить. Вся его жизнь сгорала сейчас в этом пламени. И самым разумным казалось — просто остаться здесь.
Ворон огляделся тревожно. Он стремился отыскать взглядом Граю, но при этом понимал, что увидеть её не готов совершенно.
Здесь, в кухне, её не было. И надо бы подняться в комнату дочери, пока ещё есть такая возможность… Только ноги словно приросли к полу.
Вдруг сквозь неистовый рёв пожара, ему почудился тихий, едва различимый всхлип. Эл развернулся резко, бросился в угол, отшвырнул прочь тяжёлый ящик и увидел маленькие пальчики, вцепившиеся в решётку.
Дверку заклинило, она не поддалась сразу, не пожелала открыться. Эливерт вырвал её с корнем. Сунул руки в тёмный лаз под шкафом, вытащил скрюченное дрожащее тельце. Обхватил, прижимая к себе.
Жива! Всеблагая Мать, она жива! Жива!
Граю вцепилась в него обеими ручонками.
— Папка! Они… — она захлебнулась в слезах. — Мама, мамочка…
Эл вскочил на ноги мгновенно.
Пламя уже охватило всё вокруг, словно он стоял в самом центре огромного костра. Огненная ловушка захлопнулась, отрезая пути к отступлению.
Нет, умирать рано! Он лбом стены прошибёт, но Граю не сгинет сегодня в этом проклятом зареве. Прикрывая дочку руками, насколько это было возможно, Ворон кинулся с кухни. На пороге оглянулся мучительно…
Но вытащить и Граю, и Вириян ему не по силам точно.
— Да пребудет дух твой в благодати! — чуть слышно шепнул на прощание Эливерт и выскочил в гостиную, полыхавшую уже от пола до потолка.
Он видел спасительный проём двери, но выход был отрезан сплошной стеной огня. Ворон метнулся было к окну, но понял — и там не проскочить.
Он подхватил с пола уже тлевший тканый половик, накрыл им с головой себя и Граю и, не видя ничего, пошёл напролом сквозь стену огня.
Нестерпимый жар отступил внезапно. И хоть опалённая местами кожа горела по-прежнему, Эл угадал, что они выбрались.
Ноги подкосились, и он упал на прохладную мягкую траву.
Кто-то стащил с них занявшуюся ткань. Свежий воздух обжёг горло.
Эливерт смотрел вокруг, но ничего не видел. Будто в странном сне очутился.
Неясные тени вокруг. Издалека долетал гул встревоженных голосов. Чьи-то руки, чужие и холодные, волоком оттаскивали их прочь от ревущего неистового пламени.
Он прижимал к себе Граю, не выпуская даже на миг. Пальцы уже сводило судорогой, но он не мог разжать тиски собственных рук.
Орлех что-то кричал в лицо, но Ворон не понимал, что тому надо.
— Дурак! Дурак полоумный! Ты что творишь? Вы целы? — Орлех потряс вифрийца за плечи, оглянулся на грохот — это рухнула сгоревшая крыша. — А Вириян… Она там? Она… Эл, ответь! Скажи хоть что-нибудь, брат! Брат!
Он ничего так и не сказал. Он не понимал ничего. Он ничего не слышал и не видел.
Только чувствовал, как рыдает безутешно, уткнувшись в него мокрым носом, его Воробышек. Прижимал её к сердцу, страшась отпустить. И смотрел, как пылают обглоданные пожаром останки его дома…
А в голове набатным колоколом звенел монотонный холодный голос пророчицы Тайлли. Слова, сказанные почти два года назад, воскресли в памяти так легко, словно он слышал их только вчера: «Опасайся огня, Ворон, опасайся! Огонь опалит твои крылья, огонь выжжет твою душу, огонь отнимет самое дорогое. И дождь из слёз прольётся, горький, будто пепелище…»
Серое марево рассвета разбавило чернильную тьму за окном. Ночь отступала…
Граю перестала плакать, но не спешила слезть с рук и вернуться в кровать. Сидела, прижавшись к груди, и, кажется, слушала, как стучит его сердце.
— Эливерт… А я тебе больше не нужна? — спросила она тихонько. Огромные серые глаза заглянули в лицо, а показалось — прямо в душу. — Ты меня там оставить хочешь? В твоём Лэрианоре… Насовсем?
Он прижал её к себе ещё сильнее.
— Птенец мой глупенький… Ты — жизнь моя! Ты — всё, что есть у меня! Я никогда, слышишь, никогда тебя не оставлю! Я никому никогда тебя не отдам!
Она всхлипнула, уткнувшись в него носом.
Ворон помолчал и добавил со вздохом:
— Но… ты права… На время нам надо будет расстаться. Я хочу тебя оставить с теми, кому доверяю. Поэтому надо найти миледи Дэини. Она сейчас должна гостить в Лэрианоре. Я хотел её попросить присмотреть за тобой, пока меня не будет…
— Я не хочу к миледи Дэини, — насупилась Граю.
— Отчего же? — Эливерт склонил голову, заглядывая дочери в лицо. — Мне казалось, она тебе нравится. Вы подружились… вроде… Да и с милордом Кайлом тоже.
— Она хорошая, — кивнула малышка, вытирая нос. — Но я не хочу к ней. Я хочу с тобой. Всегда с тобой!