Единственный

Очень старался сохранять серьёзный вид, но улыбка расползалась на моих губах сама собой. Особенно после того, как Аида открыла рот, явно собираясь сообщить что-то в ответ, но так и не звука не обронила. Сидела, глотала воздух мелкими глотками и смотрела на меня с таким выразительным возмущением, что моя улыбка невольно становилась всё шире и шире. Ненадолго.

— В таком случае, я тоже злюсь сама на себя! По твоей же аналогии! За то, что тупица этакая и ведусь на каждую встречную особу, которая имеет на тебя какие-то свои наполеоновские планы. Тебе-то что? Тебя же это вообще никак не касается, — фыркнула.

Улыбаться я всё-таки перестал.

— Это называется ревность, любимая, — склонился над ней, уперевшись руками в подлокотники кресла. — Вот почему ты злишься, — прошептал ей в губы.

Аида ещё раз втянула в себя воздух. На этот раз глубоко. Смотреть на меня с исключительным возмущением не перестала. Заодно смутилась и сама, в очередной раз напомнив мне о том, какая она временами милая, ранимая и нежная.

— Вот почему я злюсь? — выделила в повторе. — Ну, знаешь ли, Алихан! — протянула в полнейшем негодовании.

— Знаю, любимая, — согласился.

Даже покивал в подтверждение. Да, прекрасно осознавал, что перегибаю и даже слишком. Тем более, что Аида — разозлилась. Зато сдала себя со всеми потрохами.

— Любимая я только по версии для твоей мамы и для моей няни! — съехидничала она встречно.

И тут же язык себе прикусила.

Да только поздно уже…

Вжалась спиной в кресло, когда я подался вперёд, ещё ближе к ней. И даже ладони перед собой выставила, словно это её спасёт.

Не спасёт…

Ни одного из нас.

Секунда, и разложенные на столе бумаги полетели на пол.

— Али... Хан! — ахнула жертва собственной несдержанности, когда я подхватил её, выдернув из кресла.

Стол теперь был почти полностью свободен, на него я Аиду и усадил. Сперва усадил, а после кинжал ей в ладони вложил.

— Алихан, — повторила она моё имя, уже настороженно, заёрзав в попытке избавиться от столь компрометирующего положения. — Там же госпожа Эсен, она… — не договорила.

— Ты дверь заперла. Сама, — перебил я её.

— Но она вполне может прийти, — до побеления пальцев сжала рукоять кинжала, глядя на меня широко распахнутыми, растерянными глазами, — постучаться, и…

— Не придёт. И не постучится. Зачем ей приходить? — улыбнулся я мягко, сконцентрировавшись на злосчастном кинжале.

Как она сама недавно сделала, развернул опасную игрушку остриём к себе, после чего подался ближе к девушке.

Вот мы и вернулись обратно к тому моменту.

Кинжал снова упирался мне в грудь.

— А затем, что документы для отгрузки нужно… — проворчала в очередной попытке отодвинуться Аида.

Перехватил за запястье.

— Не нужно, — удержал.

В моей рубашке появилась новая дырка.

— Это ещё почему? — нахмурилась.

Последнее — скорее следствие моих действий, нежели слов. Недаром недовольно скосилась на кинжал.

— Я всё купил. Сам. Можешь не торопиться с отгрузкой. У нас тут намечаются куда более не терпящие отлагательств дела.

Сопротивляться она всё-таки перестала.

— То есть как это ты сам всё купил? — уставилась на меня непонимающе. — Зачем? Почему купил? И что за дела такие, не терпящие отлагательств? — закончила уже нервно.

— В моих шахтах добывают золото. Не уголь. Если вдруг забыла. Может быть легальных средств на счету холдинга для крупного приобретения временно и маловато, после другого крупного приобретения, но на других моих счетах — полно, — усмехнулся. — А остальное... — вернулся к основной части нашей беседы, другой своей ладонью накрывая ту, что удерживала рукоять. — От тебя зависит.

Аида рвано выдохнула и задержала дыхание, замерла.

— Если я буду злиться, потому что ревную, это равнозначно тому, что я тебе не доверяю, — не стал томить её долгим ожиданием. — А я — доверяю. Не сомневаюсь. Не буду сомневаться и впредь. Что бы ни случилось. Потому что ты — моя жена. И нам обоим будет намного легче, если ты будешь стараться делать то же самое, — надавил на её ладонь ещё сильнее. — Я не знаю, что тебе сказала Берна. Или скажет в будущем. Как и все другие. Она — не первая. И не последняя. Включая мою мать. Если уж даже твой отец был против того, чтобы ты вышла за меня... — надавил на её ладонь сильнее. — А если ты не можешь, или не хочешь, то лучше просто-напросто воткни его в меня. Сейчас. И всё закончится.

Кажется, я слегка перестарался в своём внушении, потому как в районе продырявленной части рубашки расплывалось багровое пятно. Совсем небольшое. Я вовсе не почувствовал. Да и не обратил бы на него никакого внимания, однако девичий взор сперва расширился от ужаса, а после Аида зажмурилась и сжалась вся.

Всё-таки позволил ей убрать кинжал...

— Надо обработать, — сбивчиво промямлила она. — Перевязать.

— Не надо, — покачал головой. — Просто обними меня.

Теперь в её глазах царило непонимание. Но тонкие пальчики всё же нерешительно коснулись рубашки, медленно скользнули мне по бокам и за спину. То ничтожное расстояние, что ещё оставалось между нами, окончательно исчезло.

— Крепче. Обними, как тогда. В Эр-Рияд. В посольстве.