Единственный и неповторимый Кристальный друид (ЛП)

— Они тут же ушли? — спросила я. — Они же тут не бродили?

— Они ушли, поговорив со мной, — она помедлила. — Но я не слышала, как их машина приехала, так что не знаю, как долго они были тут перед тем, как вошли в дом. Кто они?

— Не знаю, — соврала я. — Доминика, ты слышала что-нибудь о вскрытии коня Харви Уитби?

Она нахмурилась.

— Нет, а что?

— Можно как-то увидеть результаты вскрытия?

Она поправила очки на носу.

— Не знаю. Могу поспрашивать.

— Можешь сделать это для меня, пожалуйста?

— Да, но зачем?

Я поджала губы.

— Есть подозрения.

Она приподняла брови от моей краткости, но лишь сказала:

— Ужин будет готов через час.

— Я приду.

За конюшней я проверила дверь, ведущую в мою квартиру. Заперта, как я ее и оставила. Это ничего не означало. Я отперла ее, осторожно поднялась по лестнице. Я не боялась, что агенты лежали тут в засаде — Рикр предупредил бы меня — но опасения все еще шипели в моих костях.

Я открыла дверь своей квартиры. Знакомый запах кофе и стирального порошка наполнили мой нос. Все казалось нормальным и не тронутым. Закрыв глаз и сняв обувь, я пошла медленно и осторожно по комнатам. Когда я закончила обход, я вернулась в центр маленькой гостиной.

Гнев гремел в моей груди.

Они были тут. Наверное, перед тем, как пошли в дом поговорить с Доминикой. Следы были едва заметными. Я всегда оставляла дверцу шкафа приоткрытой, чтобы одежда не воняла затхлостью, но она была плотно закрыта. На пыли на моих ветеринарных учебниках были следы пальцев, старый ноутбук, который я использовала для учебы, стоял не так. Использованный фильтр кофе, который я выбросила вчера в урну — выбросила последним — был перевернут.

Эти гады искали и в моем мусоре.

Страх сплелся с яростью. Они не рылись бы в мусоре свидетеля. Пирс был прав. Я была подозреваемой.

Значит, разговоры с ними не помогут. Пока я не буду верить, что разговор не станет арестом.

Я умру, но не дам МП снова меня арестовать.

Принятие душа успокоило меня достаточно, чтобы я нормально себя вела, вернувшись в дом на ужин. Жареная курица и браткартоффельн — жареная картошка с луком и кусочками бекона — Греты были очень вкусными, и я старалась не думать о том, сколько раз еще смогу есть с ней и Доминикой.

Убрав на кухне, я пошла на пастбище, чтобы проверить животных, уделяя им дополнительное внимание. Несмотря на мои старания, я поглядывала на горизонт каждые несколько минут, искала приближающиеся машины или чужаков в костюмах. Рикр заметил бы нарушителей раньше меня, но логика сейчас не помогала.

Я ощущала мрак, а еще осколки знакомо скрежетали в груди. Ненависть, холодная, гневная. Ледяное желание заставить кого-то заплатить. Я не знала, за что. За страх, охвативший меня? За постоянную угрозу наказания от МагиПола? За несправедливость всего этого?

Чувства давили на меня, а потом онемение остудило их, и я потеряла счет времени, пока брела по пастбищу. Когда я снова стала замечать окрестности, солнце окрасило облака в розовый и оранжевый.

Я вернулась к конюшне. Я проверила каждого коня, тихо пела, пока потирала носы и лбы. Вся работа уже была сделана Доминикой, Гретой или волонтерами.

Уикер высунул голову в брешь в двери его стойла, когда я подошла. Я выдохнула на его нос, вежливое приветствие в стиле лошадей, и он выдохнул в мою щеку. Я потерла его лоб, потом открыла дверь его стойла и вывела его. Устроив его у столбиков возле кормушек, я несколько минут проверяла его копыта. Запах инфекции стал слабее.

Я юркнула под веревки, он ловил мою футболку губами в поисках угощения.

— Ты дружелюбный, — отметила я, гладя его светло-серую челку. — Ты очень хотел внимания, да?

Я принесла щетки из кладовой, опустила их на низкую стенку между стойлами и стала работать над его шерсткой жесткой щеткой, не взяв скребницу, ведь он уже был чистым.

— Мальчик-менестрель на войну ушел, — тихо запела я горестную мелодию, подходящую настроению. — В рядах смерти ты найдешь его.

Я взяла мягкую щетку. Уикер склонил ухо ко мне, источал ленивое удовольствие.

— Он взял меч отца, повесил лиру на спину, — я водила щеткой по широкой спине коня. — И сказал воин-бард, что мир песню предал, но один его меч…

Уикер насторожил уши, и я утихла. Застежки поводьев звякнули, он поднял голову.

Нарушитель, — предупредил Рикр, его голос звучал откуда-то снаружи. — Но не чужак.

Глухой стук копыт лошади по гравию во дворе донесся до моих ушей. Звук стал громче, и я выглянула из стойла на открытые двери, куда проникал золотой свет уходящего солнца.

Конь и всадник миновали порог и замерли, озаренные солнцем. Я не видела детали, но и без них узнала длинные ноги, изящно изогнутую шею и крепкое тело жеребца-фейри.

И я без этого знала, кто спрыгнул с коня у входа в конюшню.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Менестрель пал, — тихо пела я, шаги приближались ко мне. — Но гордую душу враг не сковал.