— После того, что сделают мои парни, ты сам не захочешь жить! — Зло щерится тебе в лицо Асар. — Сам повесишься, освободив моего родича. А если струсишь, то будешь по праву считаться шлюхой!
— Это всего лишь насилие… — ты сумел вывернуться, но ненадолго. Их слишком много. И тебя вновь скручивают, нагибая над столом. Щиколотки захлестывают ременные петли, больно притягивая ноги к массивным ножкам стола. Такой не опрокинешь… Вирр сам делал всю мебель в доме — основательную, тяжелую… сам добывал медвежьи и волчьи шкуры вместо роскошных западных ковров…
Чужое тело навалилось на спину, мешая дышать… чужие руки до резкой боли сжимают ягодицы, разводя их… а вот и чужой, уже влажный член пытается протолкнуться во внутрь…
НЕТ! ВИРРАН, ПОМОГИ МНЕ!
— Ха, ребята! — Чей-то радостный голос за спиной. — А у него еще дырка после ночи не закрылась! Мягонькая такая! Славно его наш вождь отодрал. У Вирра всегда был большой!..
— Вот и попытайтесь войти вдвоем…
— Так он же, сука, все еще дергается! Вон как задницей крутит…
— Славная шлюшонка…
Свист стали и неожиданная легкость в освобожденной спине.
Ты не сразу понимаешь, что тебя никто уже не держит. И слишком шумит кровь в ушах, чтобы хоть что-то слышать внятно. Какие-то вопли, звон скрестившегося оружия над тобой…
— Таур! — Родные, такие сильные руки освобождают твое онемевшее тело, помогая распрямиться. — Мой Тау! Очнись, любимый! Все позади!
Перед глазами цветные круги. Но все ярче проступает встревоженное родное лицо. Карие глаза на смуглом лице горят неподдельным гневом. Темные волосы растрепаны.
— Вирр… — распухший язык с трудом ворочается во рту. Но губы уже расползаются в сумасшедшей улыбке. — Ты пришел… ты спас… почему, Вирр? Почему они это сделали?
— Это мы сейчас узнаем! — Тебя закутывают в покрывало и усаживают на кровать. А супруг стелящейся походкой хищника подходит к притулившемуся у дальней стены Асару.
— Я тоже желаю знать, почему вы нарушили закон, — произносит твой любимый человек, присаживаясь на корточки перед раненым в грудь родичем. Тому осталось недолго, но все равно упрямо хрипит, выплескивая густую кровь из перекошенного от боли рта:
— Почему, родич… почему ты променял всех нас на эту белобрысую подстилку?!.. Чем его дырка лучше тех Младших, что бегали за тобой в клане?..
— Потому что я люблю его, — спокойно отвечает твой муж будущему мертвецу. Тот скалит зубы в усмешке:
— А будешь ли ты и дальше любить его, когда узнаешь, что два дня назад его отец с дядьями вырезали всю твою семью… Ты теперь единственный из старшей ветви правителей, Вирр…
И роняет голову на грудь, уже распрощавшись с жизнью.
Вирран молчит, все так же сидя на корточках подле убитого им сына сестры собственного отца. А ты медленно сползаешь с постели и, теряя по пути покрывало, подходишь к своему любимому.
Чтобы опуститься перед ним на колени, повинно склонив голову.
— Это ничего не значит, — Вирр обнимает тебя, зарываясь лицом в твои волосы. — Ничего не значит для нас… Мы покинули свои семьи. Теперь ты моя семья…
Но почему так дрожит твой голос, любимый?..
Арэль очнулся, задыхаясь от собственного крика.
— Тише… Тише, господин Иранн, — забормотали над ним чужие голоса.
Широко распахнув глаза, юноша обнаружил себя лежащим на постели в незнакомой комнате. За прикрытым ставнями окном отдаленно гомонила толпа — видимо там продолжались разборки.
— Мы перенесли вас в трактир, — пояснил Ару какой-то парень, взъерошенный то ли от гнева, то ли от испуга. — Пытались промыть рану… Знатно вас распороли. Вроде бы и неглубоко, но по всей ноге. Кровищи то!
Весь в испарине, Арэль тяжело откинулся на комковатые подушки, не обращая внимания на полосующую ногу боль.
Сон! Всего лишь сон…
Опять ЭТОТ сон.
Вернулся…
Давно ему не снилась эта парочка. Ровно восемнадцать лет…
Юноша помнил, как его едва с ума не свела бесконечная лестница из светло-желтого песчаника вперемешку с видениями двух обнаженных тел, раскинутых в любовной неге.
Такие яркие… такие правдоподобные…
Сны о несуществующих местах и странных людях.
А потом как обрезало. И Арэль долгое время спал спокойно. Но теперь сны вернулись новым витком видений.
Молодой лекарь все еще чувствовал чужие руки на своем теле. Щиколотки ныли, словно и впрямь перетянутые ремнями. А сердце готово было выскочить из груди — так колотилось.
— Не нравится мне эта рана, — между тем озабочено произнес один из тех, кто возился с юношей. — Какая-то она странная…
И тут Арэль понял, что лежит едва ли не голый, а его пытаются неуклюже перевязать.
— Где моя сумка? — Спросил он, приподнимаясь на локтях и рассматривая длинный порез с нехорошо побелевшими краями: даже кровь уже не сочилась. — Понятно… У этих южан лезвия смазаны парализующей смесью. Убить не убьет, но вырубит капитально.
Хорошо, что на него как на Посредника многие зелья действовали слабо. Зато теперь ясно, почему он вновь увидел тот сон — пакостное зелье освобождало подсознание. Но противоядие все равно принять следует.
— Там… синий флакон, — сообщил он своим добровольным помощникам, закусывая губу в ожидании очередной порции боли. — Полейте рану…