Прежде всего позволь тебе напомнить, что некоторые процессы ты выиграл. Иногда литература одерживает-таки победы. «Тот факт, что изложенные события были пережиты автором, ничуть не умаляет эстетических достоинств произведения» – это тебя не утешает? А меня вот больше всего удручает, что мой издатель – мой друг – перестал мне доверять. Как ты можешь думать – ты, Луи! – что между вымыслом и реальностью нет никакой дистанции? Или хуже того – что я присвоила услышанную от кого-то историю, своровала чью-то жизнь? Ты что, не знаешь, как пишут романы? Ты же в издательском деле полвека – и не понимаешь, как работают писатели? Мы дружим с тобой двадцать лет, ты прочитал все мои книги – и ты хочешь на всякий случай показать «Сдохни!» своему адвокату? Боишься, что кто-нибудь узнает себя среди персонажей, так? Мы все лишь совладельцы собственной жизни, и это тебя беспокоит? Ты задаешься вопросом, какая именно часть жизни может находиться в общем пользовании? Подозреваешь, что я веду литературный кружок в психушке для того, чтобы позаимствовать трагический опыт какого-нибудь пациента? Я правильно понимаю? Ты мне не доверяешь, поскольку тебе кажется, что у меня нет понятия об этике?
В каком-то смысле ты прав, но не в том, в котором ты думаешь. Я трусиха, вот в чем дело. Мне не хватило духу рассказать правду – голую правду, вытряхнуть шило из мешка. Со мной приключилась банальная история – жалкая история, вот оно, шило, – микрособытие, от которого я чуть не погибла. Мне не хватило смелости, потому что все это было слишком глупо, вульгарно, незначительно, потому что я – писатель и женщина, женщина-писатель – выглядела бы идиоткой, несчастной невротичкой. Вот поэтому ты получил и прочитал рукопись совсем другого романа. Чистый вымысел – ну, почти, – хотя та психиатрическая клиника реально существует и я по-прежнему веду там литературный кружок. Но раз уж ты во мне сомневаешься, и для того, чтобы окончательно успокоить вас обоих, тебя и мэтра Машена, я все-таки расскажу правдивую историю, личную историю, ту, что на самом деле случилась со мной. Тебе, издателю, будет интересно увидеть, как все произошло за кадром, ты поймешь, насколько тесно это связано с самой сутью литературного творчества. «Правдивые признания» – вот как можно назвать то, что последует дальше. И тебе наверняка понравится распознавать меня в печальном персонаже, который я сыграю. Ты будешь втайне наслаждаться, хотя никогда в этом не признаешься; ты даже разволнуешься от удовольствия – я заметила, что вы, геи, обожаете зрелых женщин, клонящихся к упадку; ваши кумиры стареющие суицидницы, красиво умирающие под песню Далиды. Не знаю, что вас в этом так завораживает зеркальный эффект или игра контрастов?