Единственный крест

— Вот именно. А потом, пометавшись по местным лесам, стал я выспрашивать про Богданова-Бельского. А мне все больше про Левитана.

— Да, он там «Над вечным покоем» рисовал, — сказала Лиза.

— Правильно. А как у нас бывает? Левитан, потом, разумеется, Венецианов — это же его вотчина — в хорошем смысле слова, Коровин и другие. Мы же щедрая страна. Раз в великих не числился, значит, попадешь «в прочие». Я уж было отчаялся, но тут меня с местным краеведом знакомят — Дмитрием. Бизнесмен — любитель местной истории — так мне его представили. Опять-таки, любим мы все эти словечки заграничные. Есть собственное дело у человека, бывший офицер. Не олигарх, разумеется, но живи он только для себя — спокойно и безбедно мог бы жить. А Дмитрий клуб организовал, ребятню военной подготовке учит, книги местных поэтов выпускает и, для меня самое главное — альманах краеведческий издает! Поговорили мы с ним, чувствую — струнку зацепил. Зачем, спрашиваю, тебе все это нужно? Помощников, небось, не легион? «Какое там», — отвечает. И как просто и хорошо добавил: «Если наши дети вырастут Иванами, не помнящими родства своего, все — конец России. Вот потому и тяну эту лямку». А сам рассказывает — про Левитана и Сороку…

— Ребята, мне стыдно, — Глазунова подняла руку, — кто такая Сорока?

— Галина, — это чудесный художник, ученик Венецианова. Крепостной.

— Покончил с собой, — дополнил пояснение Лизы Сидорин. — В деревню, где это случилось, Дмитрий меня тоже возил… Итак, Сорока, Чехов, Новоселов.

— Епископ Марк? — переспросила Толстикова.

— Да, — Асинкрит был слегка озадачен, — вы его знаете?

Лиза пожала плечами, а Галя прокомментировала:

— Ты нас совсем за серь не держи, Сидорин.

— Одним словом, — продолжил Асинкрит, — долго мы говорили, ведь в списке этом и Аракчееву место нашлось, и физику Попову, и физику Менделееву. Вот… Выдохся он почти, а я возьми его и спроси: «А как насчет Богданова-Бельского?» Дмитрий улыбнулся и вдруг говорит: «Поехали». А теперь, Лиза, слушайте очень внимательно. Знаете, куда он меня повез? Впрочем, это не так существенно. Важнее другое — к кому?

— К кому? — похоже, Сидорину удалось заинтересовать Лизу. Она вся подалась вперед, словно боясь пропустить хоть одно слово.

Асинкрит отпил глоток чая:

— Сейчас отвечу, но сначала спрошу: у вас есть дома репродукции картин Богданова?

— Конечно. Правда, в разных изданиях. Принести?

— Если можно.

Через пару минут на столе лежало несколько книг в глянцевых обложках. Сидорин собрался было искать нужную страницу, но Лиза остановила его:

— Асинкрит, сделаем проще: называйте картину, а я ее буду находить.

— Хорошо. «Именины учительницы».

— Прекрасная вещь. Эта картина была на всемирной выставке в Риме.

— А еще в Мюнхене.

— Так, вот она.

— Спасибо. «Деревенские друзья».

— И это есть.

— Приятно иметь дело со специалистом. «У перевоза».

— Есть этюд к ней.

— Не важно. И, пожалуй, еще нам понадобится «Девочка среди берез».

— Моя любимая вещь.

— Правда? Ну, а теперь смотрите. В «Именинах» видите девочку, стоящую чуть дальше всех?

— В платочке? — переспросила Галина.

— Да. Теперь дальше. «Деревенские друзья» — нет, не та, что играет на… кажется это балалайка… Или мандолина? Не важно. Слева, опять в платочке.

— Слушайте, она же похожа, на девочку из «Именин»! — воскликнула Лиза.

— Что вы говорите? А что вы скажите…

— Не продолжайте, я все поняла… — перебила Лиза Сидорина. — И «Перевоз»… И «Девочка среди берез». Галя, видишь?

— Вижу, только среди берез скорее уже девушка стоит, а не девочка.

— Правильно, но черты лица — те же самые. Асинкрит, не смейтесь, мне это действительно важно: Дмитрий познакомил вас с потомками этой девушки? Вы можете назвать ее имя?

— С потомками? Берите выше. Ну? Смелее, смелее.

— Она — жива?!

— Жива и здорова, как можно быть здоровым в сто лет.

— Какой же вы молодец! Галька, ты не понимаешь…

— Куда мне…

— Не обижайся, дорогая, — в порыве эмоций Толстикова поцеловала подругу, — это так… здорово. Асинкрит, вы с ней говорили?

— Больше расспрашивал Дмитрий, я встревал изредка. Вот — кассеты с записями, вот расшифровка. Здесь современные фотографии — Агафья Ниловна…

— Ее зовут Агафья Ниловна?

— Девичья фамилия Крылова. Вот ее папа, Нил Родионович.

— Как же вы смогли?

— Это Дмитрию спасибо. Говорю же, уникальный человек — в один день все сделал.

— А вот здесь женщина…

— Которая? Пелагея Яковлевна — мама. Есть предположение, что она — родственница Сороки… И, наконец, она сама, наша Агафья Ниловна.

Лиза прочитала подпись под снимком:

— Иванова Агафья Ниловна. Галя, посмотри, какое лицо. Сколько ей на этом снимке?

— Девяносто пять.

— Уму непостижимо.

— Я немножко в ее фамилиях запутался. Вот статья про нее Дмитрия в краеведческом альманахе. Здесь он об Агафье Ниловне как о Семеновой пишет. Это фамилия ее мужа от второго брака. Почему под фото написано «Иванова» — не знаю.

— Асинкрит, разве это важно? Господи, если б вы знали, что сделали для меня.

— Догадываюсь, — скромно ответил Сидорин, — а вот вы еще нет.

— Почему?