Отсутствие каких–либо достоверных сведений о ее личности привело к тому, что никто из видных горожан не спешил завести с ней знакомство, боясь какого–либо подвоха. Но любопытство было настолько велико, что вскоре местные дамы на своих посиделках решили все–таки выяснить, кто же она такая. Для этой цели они задействовали самого градоначальника, чему немало поспособствовала его супруга, первая сплетница в городе. На следующий день глава магистрата под благовидным предлогом посетил особняк и провел там что–то около часа. Судя по довольному выражению его лица при выходе, результат визита вполне его устроил. Вскоре с визитами вежливости к незнакомке потянулись и другие известные в городе особы. Никто и не заметил, как ее дом постепенно превратился в центр светской жизни города. Званые вечера стали обыденным явлением, а постоянное присутствие на них считалось признаком хорошего тона. Причиной тому служило разнообразие устраиваемых мероприятий и неслыханная и вместе с тем не выставляемая на показ роскошь, непривычная даже для самых состоятельных семейств города, тем более что прижимистость была общей для всех горожан чертой. Но одновременно и попользоваться дармовщиной никто из них не гнушался. Что еще обратило на себя внимание жителей города, так это то, что сама хозяйка, которую звали Глория, в других домах практически не появлялась, каждый раз находя благовидный предлог для отказа от приглашения. Можно сказать, что это, а заодно и отсутствие каких–либо скандалов, связанных с ее персоной, вскоре расположило к ней всех, кому посчастливилось завести с ней знакомство, исключая, конечно же, самых неисправимых завистников и просто подлецов. Тут дело было еще и в том, что Глория очень хорошо разбиралась в людях, почти ко всем находя индивидуальный подход, если было к чему подойти. А вот общения с самыми неприятными личностями она очень тактично избегала, что, однако не оставалось ими незамеченным. Кое–кто готов был ждать хоть целую вечность, чтобы использовать подходящий случай и устроить ей неприятности. Их беда была лишь в том, что, глядя на эту уверенную в себе женщину, было очень трудно предположить, что такая возможность вообще когда–нибудь представится. Если и было что–то, вызывающее у других определенные сомнения, так это тесное знакомство с одним из самых известных городских гуляк Карлом Кранцом. Да и то, лишь немногочисленные недоброжелатели могли увидеть в их связи что–то большее, чем дружба. К тому же и сам Кранц, не отличавшийся изысканными манерами, при ней обычно вел себя очень смирно, предпочитая в основном помалкивать. Это давало возможность симпатикам Глории даже дружбу с Кранцом занести ей в актив, отмечая при этом, что если между ними и существует нечто большее, то в умении скрывать личную жизнь от чужого взгляда ей также не откажешь. Вскоре эта тема, не получая должной подпитки, была исчерпана, тогда как отношения Глории и Кранца наоборот развивались по восходящей.
Их первая встреча сама по себе была довольно пикантной. Карл заявился в дом Глории посреди ночи мертвецки пьяный и возжелал представиться хозяйке. При этом он вел себя настолько нагло, что Глории не оставалось ничего другого, как выйти к нему. Но когда она, одевшись, вышла в гостиную, Кранц уже во всю храпел на софе. И что самое удивительное, по крайней мере, для самого Карла, утром его ждала теплая ванна, завтрак с чашкой кофе и доброжелательное отношение со стороны хозяйки, не преминувшей участливо поинтересоваться его самочувствием. В итоге, желания повторить тоже самое еще раз у Кранца не возникало. Более того, он всеми силами избегал не только встреч с Глорией, но и ничего не значащих разговоров о ней с другими людьми. И все–таки однажды он попался ей на глаза и после тактичных, принятых в таких случаях упреков, был приглашен в гости. Его появление в тот вечер, да еще и в трезвом виде, стало гвоздем программы. Самому Карлу больше всего запомнился разговор с Глорией, когда выяснилось, что она знает о нем больше, чем он сам.
СТАРИК
Карлу все время снился один и тот же сон. В нем он каждый раз заново переживал ту страшную ночь, которая должна была стать закономерным итогом его беспорядочной жизни. Казалось, сама судьба никак не могла смириться с тем, что ему удалось выскользнуть из объятий смерти, и раз за разом, прокручивая в его голове ход событий, пыталась определить, где же она допустила ошибку. А сам Кранц снова и снова просыпался в холодном поту и никак не мог определиться, радоваться ли ему тому, что у него сейчас есть возможность просыпаться в сырой землянке и дышать затхлым могильным воздухом.