Единственный принцип - 2 (СИ)

Когда близкие к Генриху люди вслух восхищались сопутствующей ему удачей, тот в ответ произносил всего лишь несколько сухих фраз: «Я родился воином, всегда помню об этом и никогда не лезу в то, чего не понимаю». И эти слова были совершенно искренними. Вильшток действительно делал только то, что умел, а богатство и славу непревзойденного воина воспринимал как достойное вознаграждение за свой кровавый труд. К сорока годам он все еще оставался тем, кем пришел в этот мир и был лучшим в своем ремесле. Именно поэтому старый король и отказался от его услуг, как это ни парадоксально звучит. Он лишил Генриха излюбленного занятия, хотя и не посмел позариться на все остальное. Праздное существование очень скоро стало тяготить Вильштока, но он и не подумал идти на поклон к королю и проситься на военную службу. Граф просто ждал своего часа. Прошло несколько лет, а в жизни Генриха ничего не менялось, и вот уже сомнения все чаще стали одолевать опытного воина, сомнения, которые до сих пор были ему не ведомы. И эти сомнения привели к тому, что он начал терять уверенность в собственных силах и правоте. Генрих стал искать малейшую возможность проявить свой крутой нрав. С этого момента за ним тянулся длинный шлейф всевозможных конфликтов. Вильшток будто специально искал неприятности на свою голову, но никто не решался открыто выступить против него. Даже молодой король предпочитал закрывать глаза на его проделки, слухи о которых регулярно доносились до его сведения. И отсутствие сопротивления становилось самым неприятным наказанием за все деяния Вильштока. Перед ним будто вырастала стена, с которой он ничего не мог поделать. Но сдаваться Генрих тоже не собирался. Наверное, именно поэтому он и не смог отказать себе в удовольствии увести приговоренную к казни ведьму из–под носа у жаждущей крови толпы. Уж такой неслыханный по своей дерзости поступок не мог остаться безнаказанным.

Наверное, именно так все и было, но сам Генрих отказывался это признавать, из гордости предпочитая искать более приемлемые объяснения, вроде помутнения рассудка и удивительных глаз. Хотя глаза женщины действительно были необычными, — когда граф заглянул в них, то не увидел ни малейших признаков страха и безнадежной мольбы о спасении. Ведьма смотрела на него так, словно только и ждала его появления. Вильшток даже успел заметить еще не остывшие следы сомнений, которые в самый последний момент потеряли всякий смысл.

И вот теперь спасенная им молодая женщина прижималась к его груди, а к Генриху вернулось подзабытое ощущение того, что он снова получил больше, чем ожидал.

СКУЛДА