Единственный шанс

– Возможно, не сошлись в цене, – высказал мнение Курт Вильде. – Вот бандиты и решили действовать самостоятельно. Но поскольку налетчики не знали истинного местонахождения тайника, то искали повсюду. Потому отель и подвергся разгрому… Мы захватили одного негодяя и получили от него показания.

– Тогда вы должны знать, что они искали?

– Об этом было известно лишь главарю шайки, а он погиб в перестрелке. – Курт Вильде подался вперед, отчего его жилистая шея стала еще длиннее, и спросил: – Вы по-прежнему настроены недоверчиво, герр майор?

Зарубин, скрестив руки на груди, молчал. И полицейский, сделав выжидательную паузу, заговорил снова:

– Раз нет возражений, давайте примем сказанное мною за рабочую гипотезу. Так вроде бы говорят криминалисты?

– Из вас классный сыщик получится, – рассмеялся Фокин.

– Благодарю за комплимент, герр комендант. Я учусь анализировать у вашего сына. У молодого человека просто замечательные способности!..

Тарас покраснел от удовольствия. Ему все больше нравился этот нескладный человек с мозолистыми руками кузнеца, оказавшийся по недоразумению тезкой эсэсовца Флика.

– Все! – резко выпрямившись, остановил веселый разговор Зарубин. – Подведем итоги! Так как налет банды не удался, в дело теперь вступит сам Майер. Когда можно его ждать?

– Кто знает, – пожал плечами Фокин. – Может, завтра, а то и через неделю-две.

– А вы как полагаете? – повернулся Зарубин к Вильде.

– Согласен с герр комендантом. Майеру ни к чему спешить. Наоборот, ему лучше выждать, пока все успокоится.

– Но мы не можем ждать у моря погоды, – сердито бросил Зарубин. – Слишком много чести. Как ускорить события?

– Это можно, – живо отозвался Фокин. – Перед нами реальный противник, не так ли? Так почему бы не применить к нему военную хитрость? Тарас, зови фрау на ковер!

Хозяйка отеля явилась моментально. Лицо ее было взволнованным, в припухших глазах затаился испуг.

– Мы весьма сожалеем о случившемся в вашем отеле, фрау Ева, – проникновенно сказал Фокин, и Тарас, понимавший его обычно с полуслова, насторожился. Капитан, если надо, умел мягко стелить, только спать было жестко.

– О да, благодарю за сочувствие, герр комендант! Так обидеть бедную вдову, – захныкала она. – Вы не представляете, господа офицеры, сколько я пережила…

– Понимаем, – сочувственно поддакнул Фокин, проигнорировав обращение к «господам». – Потому и испытываем потребность помочь. Инцидент может повториться. Граница рядом.

Фрау Ева насторожилась, а капитан между тем продолжал как ни в чем не бывало:

– Во избежание дальнейших недоразумений решено в вашем гостеприимном отеле разместить воинскую команду. Временно, конечно.

– Майн готт! Зачем? А мои постояльцы? У меня и так огромные убытки…

– Второй этаж можете сдавать, а первый так или иначе подлежит ремонту. Русские солдаты еще никого не разоряли, разве не так?

– И все же умоляю, герр комендант, не надо! – взмолилась хозяйка. – Я постараюсь сама управиться со своими делами. Я уверена, что смогу…

– Довольно, фрау Ева, – перебил Фокин. – Это приказ! Бефель! Готовьтесь к приему людей. Завтра…

Ева Шлифке испуганно замахала руками:

– Так скоро? Побойтесь бога, герр комендант. Вы решили меня загнать в тупик? Я не успею приготовиться…

– Хорошо, – согласился Фокин неохотно, – дам вам еще один день. Но это крайний срок. Послезавтра здесь будут солдаты, русские солдаты из комендантского взвода. А мы с сыном попрощаемся с вами сегодня вечером.

Когда за хозяйкой закрылась дверь, все находившиеся в комнате дружно расхохотались.

Ночная операция

Комендатура располагалась в старинном особняке с остроконечными готическими башенками. Особняк принадлежал какому-то немецкому барону, сотрудничавшему с нацистами. Накануне прихода советских войск в Эйзенах он, прихватив деньги и ценности, успел удрать на запад.

Широченная мраморная лестница вела из огромного зала, где можно было разместить по крайней мере батальон, наверх, к галерее, опоясывающей весь этаж. Вдоль галереи, обнесенной, как и лестница, обтянутыми бархатом перилами, выстроились, словно на параде, резные дубовые двери непомерной величины. За каждой располагались просторные, в два-три окна, комнаты, залитые ярким солнцем.

Каждая комната была отделана на свой лад. Одна размалевана, точно пряник, другая затянута цветным шелком, третья – вся в зеркалах. И повсюду картины, вазы, статуи.

Тарас никогда не видел подобной роскоши. Насчитав в доме двадцать комнат, он подумал: «Черт знает что. Зачем столько помещений для одной семьи? Можно годами жить рядом и ни разу не встретиться. А бедняки ютятся в клоповниках да вкалывают с утра до ночи».

Рядом с мрамором, позолотой и хрусталем забавно выглядели предметы нехитрого армейского быта: табуретки, канцелярские шкафы, грубо сколоченные столы со старенькими ундервудами. Люди работали, не обращая внимания на гобелены и расписанные фресками стены так же, как и на Тараса, слонявшегося бесцельно по особняку. Никому до него не было дела. Лишь в секретной части пожилой старшина с обвислыми, как у запорожца, усами, безбожно коверкая немецкие слова, спросил: