Единственный свидетель

— Он на свое намекает, а карты на свое. Эвон туз-то пиковый, как змей, тут как тут!

Старуха Чикарева еще раз посмотрела на Поленькины рябинки, сочувственно вздохнула.

— Нет, не женится он на тебе. Где там! Карты врать не станут: не люди… Благодари меня скорей… Может, тогда не исполнится гаданьице.

— Мерси! — дрожащим голосом сказала Поленька.

А через три дня она вернулась с работы расстроенная, в слезах, и по секрету призналась толстой жене Лоскунова, своей приятельнице, что «он» оказался подлецом: схватил четвертый билет до Кисловодска без очереди и был таков.

— Нет, но Гавриловна-то наша до чего, Поленька, верно вам нагадала! — восхитилась жена заведующего магазином. — Пожалуйста, удар и напрасные хлопоты.

Понизив голос, она озабоченно прибавила:

— Знаете, Поленька, у Степана Степаныча срочный учет и ревизия идут в магазине, он волнуется. Знаете, какие люди теперь! Всего можно ожидать! Определенно надо забежать к старушке, погадать на него.

От старухи Чикаревой толстая жена Лоскунова вышла сама не своя, ожидавшей ее Поленьке сказала: «Степану Степанычу вышел казенный дом», — и заплакала басом.

В тот же день за Лоскуновым пришли из уголовного розыска, а утром и весь день на дворе только и было разговоров о необыкновенных гаданиях старухи Чикаревой.

Тогда управдом Василий Архипович решил принять меры.

Вечером он пришел к гадалке и, не садясь, сурово сказал:

— Гражданка Чикарева, на каком основании вы занимаетесь суевериями?

— Я, Василий Архипыч, суевериями не занимаюсь, — ответила старуха Чикарева, — я по банковской части служу. А ежели и погадаю кому на дворе бесплатно, — разве от этого вред?

— Вред, — сказал управдом, — поскольку отсталые элементы думают, что вы, как бы сказать, знаете волшебство. И так далее.

— Я волшебства не знаю, — сказала старуха.

— Тогда откройте мне, как управдому, секрет своего производства для разъяснения массам. Объясните, к примеру, как вы так ловко угадали про гражданку Дергунову и про этого… про Лоскунова?

— Секрет у меня простой, — покорно заявила старуха Чикарева. — Ты, батюшка, посмотри на ее личико — сам без карт поймешь. Кто ее замуж возьмет? Девке под сорок!.. А ходить, конечно, ходят. Каждому охота билет на курорт без очереди схватить… Теперь отвечу за Лоскунова. Он жалованье пятьсот огребает, а сама каждый месяц новые польты справляет. Из каких сумм?.. Смекаешь? Обязательно его посадить должны были. Как сама-то Лоскуниха мне сказала: «Ревизия идет!», я сразу про казенный дом и смикитила про себя.

— Значит, на научной психологии работаешь? — смягчившись, спросил управдом Василий Архипович.

— На ей, батюшка, на ей!

— Вот что, Гавриловна, прекрати это дело. А то придется тебя в милицию… Здорово это ты, однако!.. Ну, а вот можешь через психологию или там на картах ответить, будет мне взбучка, что я с ремонтом опоздал, или нет?

— Будет, батюшка, — проникновенно сказала старуха Чикарева.

— У меня же объективная причина!

— Причин этих нонче не признают, — сказала гадалка. — Хочешь, карты раскину, хочешь, так, через психологию, отвечу: будет тебе взбучка, верь моему слову.

Управдом Василий Архипович криво улыбнулся, почесал затылок и вышел.

1938

Укрощение строптивых

Беда всегда является неожиданно. На этот раз она свалилась как снег на голову в самый разгар матча между «Спартаком» и «Динамо». У «беды» была окладистая борода, легкомысленный форменный картузик, белый фартук и метла в руке. «Беда» была дворником, и звали ее Антропом.

Если бы на стадионе вдруг появился мамонт и, грозно выставив доисторические бивни, пошел бы прямо на вратаря, расшвыривая нападающих, как котят, — игроки, зрители и даже сам непобедимый вратарь Юрка Ключиков смутились бы сердцем меньше, чем сейчас при виде Антропа.

Мальчики бросили играть. Крайний правый «Спартака» восьмилетний Петька Дудко, босой, с забинтованной головой, хрипло сказал:

— Бежим, ребята!

Но Юрка Ключиков остановил его движением руки: — Давайте обождем. Может быть, он просто хочет посмотреть, как мы играем.

Антроп подошел к футболистам и изысканно вежливо приподнял свой картузик.

— Мое почтение игрокам, — сказал дворник противным льстивым голосом. — Ну, как делишки? Кто кого: они нас али мы их?

Ребята молчали. Потом Петька Дудко шепотом (от волнения он окончательно потерял голос) просипел:

— Мы их!

— Прекращаю! — вдруг закричал Антроп, страшно выкатив глаза. — Чтобы не было больше на дворе этих безобразиев с мячом!

Ребята зашумели.

— Мы не в безобразие играли, а в футбол!

— Мы никому не мешаем.

— Прекращаю! — с наслаждением повторил дворник. — По приказу товарища Осинина.

Антроп вытащил из кармана штанов бумажку, крупно исписанную чернильным карандашом, плюнул на нее с тыльной стороны и прилепил на левую штангу самодельных футбольных ворот.

Юрка Ключиков стал вслух читать приказ. Голос непобедимого вратаря слегка дрожал:

«Приказ № 16.

Категорически запрещается во вверенном мне дворе производить игры в:

1) футбол.

2) валяйбол.

3) лапту.

4) и прочие болы, каковые производятся путем бегания с мячом.