Единство и одиночество: Курс политической философии Нового времени

«Декларация прав человека и гражданина» — интереснейший документ. В нем соединены две разнородные и трудно совместимые программы—, руссоистские принципы народовластия и лок — ковские принципы частных свобод. Это противоречие заложено уже в названии: речь идет о правах человека (то есть дополитичес — кого, естественного человека) и гражданина (то есть о правах политического участия).

С одной стороны, Декларация провозглашает абсолютный суверенитет народа: «Источником суверенной власти является нация. Никакие учреждения, ни один индивид не могут обладать властью, которая не исходит явно от нации» (Статья 3). Но в то же время утверждается, что «цель всякого политического союза — обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковые — свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению» (Статья 2). Последняя, 17-я глава Декларации утверждает главную классовую ценность буржуазии: «Так как собственность есть право неприкосновенное и священное, никто не может быть лишен ее иначе, как в случае установленной законом явной общественной необходимости и при условии справедливого и предварительного возмещения».

Итак, совмещены радикально демократические моменты (суверенитет народа, закон как общая воля) и либеральные моменты, направленные на ограничение власти. Тем не менее в этом противоречии доминирует гражданско — политическая сторона. По — видимому, с точки зрения авторов Декларации, республиканское самоуправление является подлинной и единственной гарантией того, что будут соблюдаться права собственности и неприкосновенности личности. Коллективная, «позитивная» свобода создаст все предпосылки к реализации частной, «негативной» свободы (вспомним, что мы обнаружили эту взаимосвязь, уже говоря о Макиавелли). Но как любое хрупкое, противоречивое единство разных направлений, синтез, предложенный Декларацией, не оказался стойким: противоречивость документа была обнаружена уже радикальными якобинцами круга Бабефа, а затем продемонстрирована Марксом в «Еврейском Вопросе», который мы подробно проанализируем ниже.

В августе 1789 года Национальное собрание достигло определенного компромисса с королем. Но 5 октября баланс их сил был смещен в пользу депутатов, потому что разгневанные женщины Парижа устроили «марш» на Версаль и, совместно со вновь созданной национальной гвардией, вынудили короля переселиться из пригородного дворца в Париж, под присмотр бунтующего народа.

Дальше, в течение 1789–1791 годов, вновь установилось равновесие. Казалось, что во Франции образована конституционная монархия, с Людовиком в роли своеобразного президента. Просвещенческая проповедь рационального устройства общества и социальной гармонии близка к осуществлению. Но эти надежды быстро развеялись. В революционной ситуации все противоречия имеют тенденцию к поляризации.

Большая часть аристократов не смирилась с революцией. Они работали на реванш и привлекли на свою сторону самого короля, а также подталкивали Австрийскую империю к войне с Францией. В июне 1791 года король пытается бежать за границу. Его узнают и останавливают. Теперь он находится под негласным арестом. Лидеры Национального собрания решают замять дело. Но уже поздно. 20 апреля 1792 года Франция объявляет войну Австрии (предупреждая ее нападение). Война начинается с серии поражений. 10 августа 1792 года восстание парижских секций приводит к окончательному свержению короля и к установлению республики.

Вместо Национального собрания выбирают конституционный Конвент (по образцу американского). К власти приходят все более демократически настроенные деятели: вначале жирондисты, а затем монтаньяры (радикальное крыло якобинского клуба).

В конце 1792-го — начале 1793 года проходит процесс над королем Людовиком XVI, он (в качестве короля, не как простой гражданин!) признается виновным в государственной измене и приговаривается к смертной казни на гильотине. Интересны аргументы, которые приводились монтаньярами — Сен — Жюстом и Робеспьером, в суде над королем. Для них этот суд не мог оставаться в рамках закона. Действительно, Людовик никак не мог нарушить законов своего государства, из применения которых он был исключен как суверен. Его неприкосновенность признавалась даже новой конституцией 1791 года. Не мог он быть осужден и по новым законам, так как суждение ex post facto противоречит праву. Поэтому, с точки зрения Сен — Жюста и Робеспьера, король должен быть не столько осужден за свое преступление, сколько убит как враг, находящийся вне нации, вне общественного договора. То есть исключительность' положения суверена была обернута здесь, чтобы объявить его вне закона. Туже логику мы наблюдали у Сий — еса в отношении аристократии.