Единство и одиночество: Курс политической философии Нового времени

Противоречивой была политика монтаньяров в отношении религии. Большая часть якобинцев были сторонниками так называемой дехристианизации: отмены институтов христианского культа и их замены на гражданские институты. Дехристианизация достигла пика в марте — апреле 1794 года. Но уже в мае Робеспьер совершил поворот и предложил учредить культ «Верховного Существа» — по сути стремясь, вслед за Руссо, создать новую гражданскую религию и тем самым сплотить нацию, которую отчаялся сплотить политически.

Якобинский (монтаньярский) террор достиг своего пика 10 июня (22 прериаля) 1794 года, когда был принят закон о подозреваемых, упрощавший до крайности систему правосудия. Но уже через полтора месяца все бьио кончено: в Конвенте созрел заговор, 9 термидора Робеспьера, Сен — Жюста и Кутона объявили врагами свободы и казнили. Интересно, что обреченные монтаньяры не обратились к секциям и не организовали народного восстания, хотя они имели эту возможность. То есть даже эти радикальнейшие деятели Французской революции все — таки оставались деятелями буржуазными, они не были готовы презреть политическую форму и довериться народной стихии. Они видели единство тела нации, а антагонизмы считали случайными, вызванными извне. Так впоследствии Наполеон, чтобы поддержать единое тело нации и подавить внутренние антагонизмы, должен был постоянно вести внешние войны.

Пришедшие к власти после термидора политики пытались вести умеренную политику, которая бы не ставила под удар элиты и обеспечивала бы нормальные условия для капитала. Термидорианское правительство было откровенно плутократическим и коррупционным. В то же время ему не удалось стабилизировать страну: постоянно то справа, то слева зрели заговоры, и их приходилось подавлять с оружием в руках. Кончилось тем, что знакомый нам Сийес договорился с Бонапартом, и они устроили военный переворот. Сийес хотел играть лидирующую роль, но Бонапарт переиграл его и установил режим личной власти цезаристского типа, вначале «консулат», а затем «империю». В 1799 году, представляя новую конституцию, Бонапарт заявил, что Французская революция «закончена».

Бонапарт был вынужден постоянно вести войны, но внутри Франции поддерживался твердый порядок, и за счет грабежей других стран экономика тоже находилась в приличном состоянии. Господство Бонапарта играло на руку крупному капиталу, но оно привлекало и гораздо более широкие слои общества, потому что продолжало обеспечивать высокую социальную мобильность (символом этой мобильности была карьера самого Наполеона).

Хотя Наполеон свернул многие завоевания революции, именно его империи мы обязаны тем, что революционные институты распространились по всей Европе и что «Старому порядку» был нанесен по всей Европе смертельный удар — несмотря на то, что после поражения Наполеона в1814и1815 годах в Европе на время восторжествовал реакционный «легитимизм» Священного Союза.

Внутри Франции Наполеон завершил многие реформы якобинцев, в частности провел решительную централизацию государственного аппарата и принял единый, систематический кодекс законов («Гражданский кодекс»), который носил в целом либеральный характер и создавал благоприятную атмосферу для капитализма.

Кроме того, именно благодаря тому, что Наполеон продолжил «римскую» стилизацию французской политики и установил вслед за республикой империю, он вновь вернул этому понятию, да и самому феномену, его легитимность. Вторая половина XIX века прошла под знаком нового империализма, но не внутри Европы, а за ее пределами.

2. Последствия Революции

Французская революция в целом потерпела поражение. Мечты о республиканском равенстве и братстве по римскому образцу оказались несбыточными, и даже современная либеральная, капиталистическая республика была окончательно установлена во Франции только спустя 80 лет. Тем не менее революция победила вопреки себе самой: хотя она и не открыла новой эры гармонии и процветания, она необратимо изменила историю человечества. Необратимым стал прежде всего тот кризис, который открылся и разразился в революции: антагонизм, который нельзя было более забыть. Даже когда в 1814–1815 годах европейские державы, победив Наполеона, предприняли масштабную реставрацию и провозгласили принцип легитимизма, оказалось, что ни о каком возврате к священному праву королей и к династической политике не может быть и речи. Легитимность потому и превратилась в ходячий термин, потому что она больше не принадлежала никому автоматически: легитимность династий соревновалась с легитимностью народов, и последняя в конце концов победила.

Революция, попытавшись реализовать милленаристские мечты Просвещения о царстве универсальной и разумной гармонии, уничтожила эти мечты, потому что выявила принципиальный антагонизм, раскол внутри общества — раскол между рассудком и свободой как двумя конститутивными, но противоречивыми принципами устройства капиталистического общества.